– О, вылез, гнида. Что ж ты там делал три часа? Узник совести, бля... Товарищ по борьбе за тебя срок мотает, а ты у его жены по полдня отсиживаешься. Блядун ты, а не узник!
Раздался щелчок затвора. «Лохматый» стоял у подъезда, злой резкий ветер рвал полы выношенного пальто и трепал неухоженные, на глазах седеющие от снежной крупы волосы. «Узник» смотрел прямо в объектив, но явно не замечал ничего подозрительного.
– Узнаем про тебя, гусь лапчатый, всю правду, зря, что ль, я «клопа» за картину спрятал... И если ты и впрямь на «Лисицу» залез, придется перед нами грехи замаливать, будешь стучать на своих дружков, как дятел... Давай, Клим, трогай потихоньку...
В «Арагви» вечером не попасть, дородный швейцар на входе отфильтровывает своих от чужих не хуже дяди Коли из «Метрополя». Волк здесь чужой, но у него есть пароль.
– Я к Владимир Семеновичу, – многозначительно шепчет он.
Швейцар почтительно кивает. Администратор для него все равно что бог. На самом деле это невысокий полный человечек с большими залысинами, вальяжными манерами и настороженными глазами. Судя по запаху изо рта, недавно он пил коньяк.
– Я от Петра Ивановича, – нутряным голосом сообщает Волк. На нем очки в массивной оправе, дешевый костюм, застиранная белая рубашка и одолженный у Клима галстук, который то и дело норовит свернуться в трубочку. Но Владимир Семенович радужно улыбается. Имя замначальника городского треста ресторанов производит на администратора такой же эффект, как на швейцара его собственное.
Кучерявый и его друзья никогда не бывали в ресторанах. Но теперь идет перестройка. Все меньше заданий по диссидентам. Главные линии – контршпионаж, экономические преступления и коррупция. По телевидению периодически говорят о разоблачениях колоссального взяточничества в Средней Азии, причем на самом высоком уровне. В Комитете ходят глухие слухи, что скоро среднеазиатских баев ждет колоссальная чистка. Да и в Москве активизировалась разработка всевозможных дельцов и расхитителей.
Не прошло и пяти минут, как Волк уже сидит в прокуренном вытянутом зале именно там, где ему надо – через столик от недавно расположившейся веселой компании. Это валютчики. Во главе стола главарь – Лазаренко дал ему прозвище Барин. «Наружники» умеют мгновенно ухватить главное в объекте наблюдения и отразить его в кличке. Действительно барин – холеный, важный, уверенный в себе. Он специализируется на алмазах, через него идут камни с якутских приисков. Вокруг челядь: плосколицый, с узкими глазами Блин, тощий Гвоздь и три девицы, которые за малой значимостью собственных прозвищ не удостоились.
– Пожалуйста, меню, – поджарый официант кладет перед Волком тяжелую кожаную папку.
А Барину с компанией уже начинают приносить заказ: квадратные тарелочки с сациви (рубль семьдесят порция), крохотные стеклянные бочонки с красной и черной икрой (три сорок и пять шестьдесят), бутылку марочного коньяка «Варцихе» (восемнадцать), две бутылки «Киндзмараули» (по три сорок), гурийскую капусту, маслины, сулугуни, зелень, салями... Волк перестал считать. После закусок, конечно, последует мясное ассорти на раскаленном стальном блюде: шашлык, люля-кебаб, печень, почки, сердце... Всего сегодняшний ужин обойдется валютчикам рублей в сто – сто пятьдесят.
Волк мог тратить три рубля в час, причем бухгалтерша гордо сообщила, что это в полтора раза превышает норму оперативных расходов милицейской «наружки». Дескать, ешь, пей, ни в чем себе не отказывай!
Он заказал салаг из огурцов, бараний шашлык, сто граммов водки и мороженое – всего на пять восемьдесят. Это двухчасовая норма, но, похоже, объекты расположились надолго. Если же они вдруг встанут и уйдут, все равно придется приписать время до двух часов – это обычная практика, не платить же из своего кармана...
– Все? – официант хотя и был разочарован такой скромностью, но вида не показал: наживаться на гостях администратора – себе дороже.
Барин произнес тост, все чокнулись. Волк сделал снимок. Японская микрокамера пряталась под пиджаком, объектив в виде пуговицы сквозь прорезь выглядывал наружу. Манипулятор находился в левом рукаве, незаметно шевеля пальцами, можно было управлять и фотоаппаратом, и остронаправленным микрофоном в виде галстучной заколки, и крошечным магнитофоном, и приемопередающим устройством.
Он включил микрофон, и в левой дужке очков послышался хриплый голос Гвоздя. Тот рассказывал о своих любовных победах. За пределами его собственного столика это никого не интересовало, хотя трансляция могла развлечь скучающих в машине Лазаренко и Клима.
Волк медленно наворачивал на вилку веточку петрушки. Он был голоден и мог в одно мгновение проглотить весь заказ. Но для него салатница с мелко нарезанными огурцами и четыре кусочка быстро остывающей баранины – не ужин, а маскировка. Еще майор Шаров учил: разведчик без маскировки – все равно что голый на городском пляже: каждый видит, скалится и тычет пальцем, ножом или пулей. Поэтому он очень медленно жевал огурцы, пригубливал водку и только нюхал остро пахнущий шашлык.
К столику объектов подошли двое новых фигурантов: щекастый мужчина лет тридцати с круглым лицом, тяжелой нижней челюстью и опущенными уголками большого рта – Волк сразу дал ему кличку Мопс, и молодой кавказец с висящими вдоль бочкообразного туловища длинными мощными руками. Для него подходило прозвище Горилла.
Барин коротко махнул рукой, и девицы мгновенно исчезли. Мопс и Горилла сели на освободившиеся места, официант принес чистые приборы. Надо было снимать, но мешала толстая женщина за соседним столиком, пришлось подойти прикурить к ее кавалеру – с нового ракурса удалось поймать в кадр всю компанию.
– Я с товаром, – сказал Мопс, и Волк мгновенно включил запись. – Деньги при тебе? Барин покачал головой.
– Все камни надо проверять. У нас их никто не знает.
– Подожди, я же тебе образец давал! Для чего?!
– Образец я показал... Сергеичу, Большому Папе показал. Не сговариваясь говорят – странный камешек. Вроде настоящий, но непонятно – откуда он взялся. Специалистам-то все месторождения известны! Может, это какой-то хрусталь или другая лабуда... Короче, надо анализ делать. Без анализа брать не буду.
– Я же тебе говорил: серьезный человек их из Африки привез! Все чисто! Какая тебе разница – с какого прииска? Завтра еще привезут, постепенно все привыкнут, и вопроса не станет!
– А где этот твой человек? – Барин прищурился. Чем больше кипятился Мопс, тем подозрительней он смотрел на партнера.
– Здесь он! В машине сидит! Привести?
– Конечно, приведи. Пусть он сам все расскажет... В случ-чего, будем знать, с кого спрашивать!
Мопс кивнул Горилле, тот вышел и через несколько минут вернулся с высоким, широкоплечим, коротко стриженным, спортивного вида парнем. Серж!
Волк похолодел. Он несколько раз пытался отыскать Серегина, но безуспешно. В высоком сером доме на улице Гарибальди обитую рейкой железную дверь открыла дородная женщина в лоснящемся японском халате с потускневшими золотыми драконами. Высокомерное выражение обрюзгшего лица, на котором еще проступали следы ушедшей красоты, остатки властных манер и сохранившиеся амбиции...
– Николай? А вы, собственно, кто такой? Ах, сослуживец... Ну зайдите. Так ведь он остался в армии. На сверхсрочную, или как там это называется... Приезжал, пожил с месяц и опять уехал... Нас ведь разорили, видите – шаром покати...
Она обвела рукой вокруг. В просторной гостиной стоял кожаный диван, два кресла, дубовый сервант, огромная напольная ваза из китайского фарфора. Но многочисленные прямоугольники на стенах подтверждали, что в той, прошлой жизни, обстановка была значительно богаче.
– Мне ничего не оставили, даже средств к существованию! Говорят: идите работать... Смешно! А ведь надо платить домработнице, и потом – продукты с базара, косметичка, маникюр... Не говорю уж про портниху... Я обносилась, на улицу стыдно выйти. И потом – нет здоровья, давление так и скачет... Вот и сижу сиднем дома. А кто поможет вдове? Когда был Павел Сергеевич, вокруг крутилось много всяких... Что желаете. Калерия Дмитриевна, чем могу служить, Калерия Дмитриевна... Отбою не было. Только где они все сейчас?
Волк виновато переступил с ноги на ногу, отнеся упреки и на свой счет. Но что он мог сделать для
