ладонью подбородок, как бы проверяя качество бритья. Но сегодня он не побрился и должен был ощутить скрип суточной щетины.
— Сволочи! Мне этот гад Дронов уже звонил… Значит, решили повесить все на меня! Нашли крайнего…
— К сожалению, так и есть. Ты выбран козлом отпущения. Они хотят арестовать тебя прямо здесь и под конвоем везти через всю страну. Как будто ты и есть самый главный в России преступник.
Из внутреннего кармана Сергей Петрович достал плоскую серебряную фляжку, отвинтил крышку.
— На, полечись, расслабься.
Капитан-лейтенант жадно, в несколько глотков, выпил двести пятьдесят граммов обогащенного ионами серебра коньяка.
— Что же делать? — он вытер губы тыльной стороной ладони. — Я не хочу за решетку! Лучше пуля в висок!
— Пошли обратно, холодно, — Сергей Петрович развернул безвольную фигуру, обтянутую казенным сукном, обнял за плечи и повел к берегу. — Стреляться глупо. Пусть виноватые вышибают себе мозги. А тебе за что умирать? За чужие грехи?
Вышедшие в тираж субмарины в упор рассматривали подготовленного к списанию офицера, такого же жалкого и никчемного, как они сами. Чижику казалось, что окуляры перископов поворачиваются вслед за ним, словно холодные страшные глаза без зрачков.
— Что же делать? — в безнадежной тоске повторил он, повернувшись к старшему товарищу, который мог дать спасительный совет, а то и оказать действенную помощь. В данный момент Сергей Петрович являлся для него самым близким человеком, единственным другом на всем белом свете.
— Делать… Какая-нибудь из этих лодок может плавать?
— Нет. Это просто хлам. А что?
— Жаль. Можно было сесть, задраить люки — и адью! Пишите письма и шлите повестки до востребования!
Чижик остановился. Авторитетный и уважаемый человек повторил его собственные мысли. Правда, в своей голове они воспринимаются по-одному, а высказанные вслух другим — совершенно иначе. Но сказанное не вызвало внутреннего протеста.
— И куда?
— Есть много мест. И у меня достаточно возможностей, чтобы устроить тебя в каждом из них. Причем не хуже, чем здесь. Наоборот — намного лучше.
— Да ну… Разве это так просто… Ничего не выйдет…
Он не произнес ни слова о воинском долге и верности родине, не вспомнил про присягу и про то, что бегство за границу является одним из самых тяжких государственных преступлений. Наверное, потому, что эти понятия уже давно превратились в затертые идеологические штампы, на которые в современной жизни никто не ориентировался. В сознании пульсировали совсем другие мысли. Если исправное оборудование «барса» переставить на «акулу», подлатать легкий корпус, поставить новые аккумуляторные батареи, перебрать дизель… Нет, ерунда… Можно, конечно, нырнуть, с риском навсегда остаться под водой, но запустить реактор совершенно нереально, а куда уйдешь на дизеле? Ресурсов продовольствия, воды, солярки, сжатого воздуха — ничего нет. Запаса хода, свободы маневра — нет. А ведь обязательно начнется преследование, тарахтящий металлолом накроют с первого залпа, и списанная лодка превратится в стальной гроб для всего экипажа… Хотя откуда возьмется экипаж?
— Ничего не выйдет, — повторил капитан-лейтенант и вздохнул. — А жаль.
Координатор правильно истолковал и слова разрабатываемого и его вздох. Чижик был готов сделать то, чего от него ждали, но не имел технической возможности. Посмотрев на субмарины вблизи, Сергей Петрович в этом окончательно убедился. Странно! На что рассчитывал Поплавский? Он никогда не надеется «на авось» и тщательно просчитывает все варианты. Зачем же было спецрейсом отправлять через всю страну его и еще восемь бывших подводников?
Они подошли к обшарпанному зданию штаба. Внутри было холодно, дежурная смена не снимала шинелей.
— Радиограмма, товарищ командир, — молодой лейтенант с прыщавым от авитаминоза лицом протянул заполненный неровным почерком бланк.
Чижик бегло просмотрел текст, потом прочитал внимательнее и даже присвистнул.
— Для временного отстоя до принятия решения на списание принять корабль «К-755» и обеспечить его охрану, — вслух прочел он. — Вот блин! Это же «барракуда», я на ней плавал… Новая лодка, какое, к чертям, списание!
Он осекся и вперился взглядом в Координатора. Тот, в свою очередь, смотрел на капитана. Случайность? Таких кинематографических совпадений в жизни не бывает… Сергей Петрович вспомнил многозначительный прищур Поплавского. Похоже, восемь моряков не зря ждут в поселке неподалеку от базы!
— И еще, — прервал затянувшуюся паузу дежурный. — Вас вызывают в прокуратуру флотилии. Завтра к десяти.
— Чтоб они сдохли! — выругался Чижик, и в его глазах появилось новое выражение. Такое, как двадцать минут назад на пирсе.
— Когда придет лодка? — поинтересовался Калядов.
— Завтра в середине дня, — ответил капитанлейтенант. Они обменялись многозначительными взглядами.
Ракетный подводный крейсер стратегического назначения «К-755» шел со скоростью двадцати узлов на шестидесятиметровой глубине. Стальная махина размером с четырехподъездную хрущевскую пятиэтажку продавливала вязкую массу воды, оставляя позади завихрения и воронки водоворотов. Как всегда в конце похода, на борту царило приподнятое оживление: матросы чаще улыбались, травили анекдоты, добродушно разыгрывали друг друга. Такая атмосфера складывается обычно после выполнения тяжелой и ответственной работы, когда осталось прибраться, сложить инструменты, вымыться и отправиться по домам. А экипажу «барракуды» предстояло преодолеть последние четыреста миль в их морской жизни: более половины уходили на дембель, остальным дослуживать на берегу, дышать свежим воздухом, ходить по твердой земле и отдыхать от изнурительных «автономок». Поэтому настроение у всех было отличным, свободные от вахты набились в каюткомпанию, где Ваня Сазонов бацал под гитару песню про северный подводный флот.
+++
Назад уходит пирса полоса,
Швартовый лязгнул крюк.
И, отрезая голубые небеса,
Стальной задраен люк.
На глубине смотри во все глаза,
Но не увидишь ты беды.
Над головой холодная вода
И голубые льды…++++
Льды Северного Ледовитого океана остались позади, так же как и холодные воды Берингова моря. «Барракуда» обогнула Камчатку, пересекла южную часть Охотского моря и приближалась к проливу Лаперуза. А от него до бухты Ольга — рукой подать…
Аппетитно пахло выпекаемым хлебом, впереди ждал редкий как в армии, так и на флоте праздничный ужин, считанные часы оставались до берега, маловероятны всякие ЧП, авралы и учебные тревоги. Мичманы помягчели: раз лодку ставят на прикол и их ждут перемены в жизни, ну да чего беспокоиться, дело служивое, была бы шея, а хомут найдется. Вон квадратный гиревик Ивантеев тоже всунулся в проем люка, слушает, расслабляется.
+++
