халатность? Кому-то, может, так и покажется, но не контрразведчикам. Когда священник чует запах серы, он предполагает, что рядом нечистый, а не спичечная фабрика!
Выявлены несколько фактов психологического давления на руководителей проекта: Царькову, вон, машину сожгли, а у главного инженера случился скандал со сногсшибательной брюнеткой, имевшей привычку носить в лифчике радиомикрофон… Бытовуха? Ревнивый любовник нанял частного детектива? Нет, контрразведка не верит в совпадения!
Пресечены десятки случаев выноса и порчи ценных деталей, узлов и материалов — что это, как не диверсии и саботаж? А неоднократные попытки «подходов» к сотрудникам «Точмаша», «Циклона» и ряда смежных предприятий. С какой целью? Ясно с какой — не для выпивки, рыбалки или, скажем, половых контактов — это маскировка, камуфляж, а единственно с целью получения секретных сведений!
Значит, в том, что проект был закончен в срок и «Молния» успешно прошла испытания — была и заслуга особистов. Немалая. Невидимая. Ведь никто не может оценить масштабов того, что могло произойти, но не произошло. Вот такая специфика, да…
Мережков отлучился к закрытой линии, доложил об успехе в Москву, Евсееву, потом переместился ближе к генералам. А Разувалов, который стал никому не нужен, ходил среди важной публики, присматривался да многозначительно улыбался. С одной стороны — кто он для них? Особист, чекист, сапог навощенный. Часть надзорно-режимной системы, которая душит творчество, свободную мысль и нравственность. С другой — капитан Разувалов, знает все и про всех. Почти про всех. Фигуры масштаба вице-премьера или начальника Генштаба ему, ясное дело, недоступны, но тех, кто помельче, он насквозь видит!
Заработал отключенный ранее факсимильный аппарат. Пошли поздравления: Совет министров, Министерство оборонной промышленности, наконец — личное поздравление президента, в конце приписано от руки: «…Слава сильной и стабильной России!!!» Вот так, с тремя восклицательными знаками.
Кстати, тут же отметил про себя наблюдательный Разувалов, в виде аббревиатуры это будет выглядеть как «СССР». Слава сильной и стабильной России. М-гм… Скорее всего, случайное совпадение… А может, надо читать между строк?
Секретарь Комитета обороны, зачитывая президентский факс, особенно выделил последнюю фразу. И она прозвучала как тост.
— За Россию!
Все подняли бокалы, зазвенело стекло. Разувалов налил себе в рюмку минералки. Водки он выпьет дома, на людях особист обязан быть трезвым. К тому же еще может понадобиться: высокие гости еще не уехали — одно привези, второе обеспечь, третье проверь… Устал как собака. Вся подготовка на нем ведь, Мережков только пенки снимает: наливает генералам в баньке, стол самолично поправляет, на всем готовом гостеприимство выказывает, в детали не вникает. Если что понадобится: поднести, добавить, освежить, дров в печь подбросить, — так Разувалов на подхвате за дверью дежурит, у него все схвачено.
А Евсееву и остальным там, на Лубянке, не снилось даже, что такое испытания обеспечить…
— Да, господа, это действительно грандиозно! Вот символ гения русского народа, наших конструкторов и инженеров. Я доложу на комитете об этом успехе, об этой удивительной линзе…
Дура!
Витахина Ирина Валерьевна, зампред думского комитета по обороне. Тридцать девять лет, замужем второй раз, детей нет. Натуральная блондинка, пока не разъелась, обладала отличной фигурой, работала бухгалтером в администрации Солнечногорской области. Губернатор Скворцов рассмотрел в молодой работнице некие достоинства, определил перспективы и двинул, как положено… В смысле, выдвинул во власть: вначале возглавила областное отделение проправительственной партии, потерлась пару лет на виду, потом по списку избралась в Госдуму, переехала в столицу, там продвинулась дальше, вначале по связям Скворцова, потом сама… Две квартиры в Москве, две — в Солнечногорске, два домика в живописных местах, два земельных участка общей площадью 22 га… Вообще, похоже, она любит цифру два. Ага, и успела дважды подлить себе коньяка, раскраснелась вся…
Разувалов усмехнулся. Он все про всех знает. Такая у него работа. Особо хорошего ни об одном из присутствующих он сказать не может. Ни об одном. Люди есть люди, они слабы, они ищут где лучше, при близком контакте пахнут так, как им и положено матушкой-природой — то есть плохо. А Разувалову приходится нюхать. Работа. Он должен вывернуть каждого наизнанку, чтобы вот здесь, в этой рубке, чтобы на всем пространстве вокруг проекта остался человеческий дистиллят определенной степени очистки. Вот только сам этот дистиллят никакой благодарности к тебе не испытывает, и здравицы в честь доблестных рыцарей особого отдела произносить здесь не будут.
Разувалов прихватил свою рюмку и прошел к окну. За ним уже не было ничего интересного. «Линза» рассосалась, разбилась волнами, корабли обеспечения взяли курс на базу, ракетный крейсер тоже ушел по своему маршруту. А здесь, в обзорной рубке, градус общения поднимался, собравшиеся разбились на группы, тостуют каждый для узкого круга, а кто-то и вовсе сам для себя.
— …Да к черту вашу отставку, говорит, что я с ней делать стану?! Мне, говорит, проще вас вот тут, в кабинете прямо…
Гендиректор «Точмаша» в центре группки «технарей» — похоже, травит что-то об одном из предыдущих неудачных запусков «Молнии». В среде ракетчиков о Царькове ходит дурная слава. В начале 2000-х полностью обновил КБ, посадил туда своих людей, и с тех пор «Точмаш» самостоятельно не довел до серии ни одного проекта, всё о помощи просят… Раньше его, гада, за саботаж бы расстреляли, а теперь ничего, все нормальненько…
Следующая группа — секретарь Комитета обороны, вице-премьер, замминистра обороны, а вокруг — начальник пресс-службы полигона ужом увивается. Тот еще фрукт. В 90-х он совсем в других компаниях пивал: интенданты, завхозы, коммерсанты всех мастей… Акционерное общество «Щит и меч», в котором он состоял директором по связям с общественностью, составами продавало обмундирование и продовольствие с армейских складов. Там половина Главного продовольственного управления МО была замазана, так что когда взяли их за жопу в 95-м, кому-то дали два года условно, остальные отделались выговорами и временным понижением в должностях. Некрасивая история. Однако, как говорили раньше — политически благонадежен, в порочащих связях не замечен. Хотя какие сейчас порочащие связи? Не шпион — и ладно! Н-да…
— Вот теперь можно сказать — полетела! А вы, капитан, торопили события! — раздался над ухом зычный голос. — Накликивали…
Разувалов повернулся. Семаго, заместитель директора «Циклона», похоже, успел хорошо принять на грудь.
— А что я накликивал? — поинтересовался Разувалов.
— Ну, это! Когда раньше времени говоришь — гоп! Ну!
Семаго напрягся, поморщил лоб, огляделся кругом и неожиданно сменил тему:
— Вот странно… Все пьют, закусывают, все друг друга поздравляют… Какие-то штатские, какие-то бабы крашеные! Какое они отношение имеют к пуску? И что они здесь делают? Кто их сюда пустил? Где режим секретности? Если надо налить, то можно в другом месте — хоть в поселке вашем, в бане, хоть в Москве, там тоже бани есть…
Разувалов кивнул. Раньше к секретам допускались люди особой породы. И не в расписках дело — они сами по себе другими были! И жизнь другую вели. Скромную, замкнутую, обособленную. В закрытых городках жили, в спецсанаториях отдыхали, общались в своей среде, лишнего не спрашивали и не болтали. К иностранцам на пушечный выстрел не подходили, да и вообще посторонних избегали… Шутили даже, что их на специальных кладбищах хоронили, среди таких же «допущенных»… Короче — этакие секретные советские черви в коконах из оберегающих инструкций и режимных мер! А теперь — какой кокон? Какой секретоноситель из этой самой Ирины Валерьевны, с ее судимым братцем, с вечеринками в иностранных посольствах да выездами за кордон за счет принимающей стороны? Да никакой! Тогда что она тут делает? Но этот вопрос не входит в компетенцию особиста далекого полигона.
— Согласен с вами, Сергей Михайлович. Полностью согласен. Только время сейчас другое. Демократия, толерантность, открытость. Раньше за шпионаж расстреливали, а сейчас выговор объявляют…
