На скосе века

А был он таким же, как в юности мы,
Кипел… Но смертельная мгла обступила.
И странно ль, что мёртвое лоно тюрьмы
Ему показалось милей, чем могила.

Конец застучал сапогами солдат,
Когда предложили ему эту милость,
И то, с чего в ужасе ночью кричат,
Вдруг робкой надеждою в нём засветилось.

Мне страшно — хоть я на свободе, в тепле.
Ведь в мире уже всё иное, чем прежде,
Раз кто-то такой же у нас на земле
Вдруг радость находит в подобной надежде.

1989

* * *

Пошли болезни беспросветные,
Без детских слёз — пора не та.
Последнее и предпоследнее
Перед уходом навсегда.

Не вспыхнет свет за плотной мутностью.
Не тщусь ни встать, ни дверь открыть.
Пришла пора последней мудрости —
Прощаться и благодарить.

За то, что жил, за ослепление,
За боль и стыд, за свет и цвет,
За радость позднего прозрения,
За всё, чего вне жизни нет.

Но странно — нету благодарности,
Хоть жизнь — была, и свет был мил.
Какой-то впрямь наплыв бездарности
Волной тяжёлой память смыл.

Прощанье с жизнью. Что ж не грустно мне,
Все связи рвутся. Всё что есть.
Но здесь я этого не чувствую.
Был с жизнью связан я — не здесь —

Где я живу ещё, Бог милостив.
И рад, что здесь сегодня я.
Прощаться? С чем?.. Не здесь открылось мне
Всё то, чем жизнь была моя.

И равнодушие отчаянья
Гнетёт. И тем сильней оно,
Что, может, даже боль прощания
И та пережита давно —

Там, на балконе в Шереметьево,
Перед друзей толпой родной,
Где в октябре семьдесят третьего
И уходил я в мир иной.

1989

News