Ельцина».
Ч. Да ты что?
К. Да ничего. Практически всегда такая немножко сторонняя позиция.
Ч. У меня?
К. Если вы считаете, что я на вас напраслину возвожу, можете поинтересоваться у Бориса Николаевича.
Ч. Нет, не думаю.
К. Я о вас с ним последние два года вообще не разговаривал. Другое дело, что я свое мнение со стороны могу иметь.
Ч. Могу тебе честно сказать, у меня было время, когда я думал, будто все это идет через тебя и от тебя, через твою службу. У меня хватило мужества, я ни с президентом не говорил, ни с тобой. Сейчас я убедился, что зря так думал. Нет, это не ты. Но кто-то есть, я в этом не сомневаюсь, А вот кто тебе говорит, что я не говорю как надо с губернаторами на правительстве и на совещаниях?
К. Может, я не так выразился. Просто губернаторы вас слушаются, они знают, что по вашему представлению назначают, по вашему представлению снимают, и они вас боятся. Причем не нужно говорить: «Давайте, агитируйте». Вы можете просто сказать: «Чтобы 60 процентов голосов было за Ельцина». И выполнят.
Ч. Конечно, они со мной связаны постоянно, каждый день.
К. Я по их пассивной позиции делаю нормальный вывод, что работа не ведется.
Ч. Нет, неправда.
К. Народные дома придумываете. Это мы уже прошли. Как Лебедь говорит, вы можете любого из них через колено согнуть.
Ч. Может быть, не любого.
К. Вы — любого. Борис Николаевич — не любого, а вы — любого. Вы с ними разговариваете проще, на хозяйственном нормальном языке. Вы можете не стесняться в выражениях. А шеф деликатный, он никогда не может матом ругнуться.
Ч. Согнуть сейчас? Нет, не любого, но многих.
К. Зажать из Москвы кого хотите можно.
Ч. Тогда я тебе, чтобы понятней было, пример приведу. Почему же я не сломал их всех через колено, когда «Наш дом — Россия» делал. Не сказал: «Только наш дом, и больше никто». Посмотри, сколько против «Нашего дома».
К. Это разные ситуации — голосовать за «Наш дом», в котором неизвестно кто, или голосовать за конкретного человека.
Ч. Голосовали за Черномырдина, а не за «Наш дом — Россия». Согласен?
К. Нет, не согласен. Голосовали даже больше за Ельцина.
Ч. Это другое дело. И если бы Борис Николаевич не высказался про «Наш дом», то мы бы не 6–7 процентов набрали, а все 20. Первый удар нанес Борис Николаевич.
К. Когда?
Ч. Интервью он давал.
К. Кому? Я даже об этом не слышал, а вся Россия услышала?
Ч. Киселеву или кому-то.
К. Киселеву он не давал.
Ч. Как не давал? Все корреспонденты сидели.
К. Может быть, это за рубежом было?
Ч. Нет, зачем? Это была пресс-конференция, когда он Скокова назвал умненьким.
К. Да, мы тогда, конечно, все обалдели, все были шокированы.
Ч. Но он и по «Нашему дому» проехался.
К. А-а, это было в Кремлевском дворце…
Ч. Да, тогда.
К. Понял.
Ч. Он сказал: «Ну, что такое „Наш дом“, 6–7 процентов». Все главы администраций пришли и сказали: «Как вас понимать? Вы вместе с президентом или не вместе?»
К. Надо было пойти к президенту и попросить, чтобы он сделал обратный ход.
Ч. А я ему сразу сказал: «Борис Николаевич, это моя разве инициатива? Эта нам всем надо. Зачем вам нужно было так говорить?» Он потом отыграл. Но меня и сейчас губернаторы спрашивают: «Мы не можем понять: вы вместе или не вместе?» Я говорю: «Вы что? Почему вы не можете понять?» — «Не можем понять, и все».
За моей спиной, может быть, есть и предатели и что хотите, но я ничего такого не сделаю. Меня пытались и сейчас уговорить: «Давай». Я говорю: «Нет, нельзя этого делать. Нам нужен сегодня Ельцин для того, чтобы удержать страну». И ему я это говорил тысячу раз: «Борис Николаевич, не надо меня толкать, не надо, только Ельцин сейчас нужен стране. Не Черномырдин и никто другой».
К. Я даже помню, что, когда он вам предлагал возглавить движение, вы тогда поначалу отказывались.
Ч. Отказывался. Зачем мне это надо?
К. Ваши помощники многие нечистоплотные.
Ч. Согласен, наверное.
К. Ваши очень близкие люди.
Ч. Меня это, конечно, очень волнует. Представляешь, Петелин со мной уже десять лет. Поверить не могу, что меня предают.
К. Виктор Степанович, ездили люди специально за границу, проверяли, все подтвердилось. Шефу я об этом докладывал. Он говорит: «Действуйте по закону». — «Хорошо, отдаю куда положено».
Ч. Я сказал Скуратову: «Проверяй быстрее. Как только дашь ответ, ни дня терпеть не буду».
К. Кстати, он мне заявление писал.
Ч. Кто?
К. Петелин.
Ч. Знаешь, я не могу ручаться… Я другое хочу сказать — вообще о нашей ситуации сейчас. Все смотрят и думают: «А вдруг там Черномырдин что-то выкинет». Не надо мне этого.
К. Я же говорю, что ваше окружение так говорило. Стоя, выпивали не за будущего, а за нынешнего президента Виктора Степановича Черномырдина. Чокались, не стесняясь. А я-то на страже нынешнего президента.
Ч. Александр Васильевич, неужели вы думаете, что при мне так бывает? Никогда.
К. Но, наверное, какой-то повод для этого дается.
Ч. Нет, это исключено.
К. Я тоже надеюсь, что это исключено. Но я поставлен на стражу нынешнего президента.
Ч. Я согласен.
К. Пока он последний вздох не сделает, я буду за него и по обязанности, и по долгу, и по-человечески я его буду защищать. Ко мне подходят разные люди и говорят: «Ельцин же сначала попал в плен к Гайдару, попал к Чубайсу, к Грачеву в плен попал». Как шефа насчет Грачева все убеждали, а он в ответ: «Павел Сергеевич меня не предаст никогда. Он так клянется здорово». Я говорю: «Борис Николаевич, да при чем тут клятвы, надо же дела делать. Надо думать про Россию».
Ч. Я вот не клялся, не умею этого делать.
К. Я один раз поклялся.
Ч. Ты же не можешь сказать, что Черномырдин какие-то там дифирамбы пел.
К. Лично о вас я шефу никогда ничего плохо не говорил.
Ч. Но кто-то же это делает.
К. Вы учтите, что я Борису Николаевичу пишу и на его окружение. Вы думаете, что только у вас Петелин не ангел? Сколько я документов шефу про Батурина показывал?!
Ч. Тогда зачем же держать?
К. Илюшин сам, когда прочитал, говорит: «Я согласен, надо убирать». И повод нашел хороший.
