взялся ещё крепче. Вот чёрт!..
Сзади засмеялись. Англичане. Конечно, надо мной. Матрос — и не может управиться с флагом!
Я оглянулся. Из рубки недовольно смотрел капитан.
Надо лезть на мачту. Я посмотрел вверх. Небо вдруг углубилось, лестница вытянулась, мачта выросла и самой верхушкой вычерчивала в вышине лёгкий кружок.
На танкере сзади заговорили. «Наблюдают, что стану делать», — подумал я и встал на ступеньку.
Раньше мне не приходилось забираться на мачту: поднимались другие. Но тут я решил: «Ничего, смогу. Главное, держаться покрепче!» И быстро полез вверх. Левой — правой, левой — правой…
Англичане притихли. Легко заплескалась вода, закричали чайки. Всё вдруг задышало высотой. И я весело засвистел. Ничего страшного. Раз-два — и на мачте! Зато как видно! И палуба, блестящая будто от лака, и солнце — по грудь в воде, и дальше горы… Но тут ноги скользнули по мокрой ступеньке, и я крепче ухватился рукой. Осторожней! Подошвы-то скользят. Видно, пробежал я внизу по мазуту. Может, спуститься, вытереть туфли? Я задержался, но явно услышал, как внизу кто-то захихикал.
И я полез дальше. Ничего, обычное дело. Главное, найти в небе одну точку и держать на неё, вверх. Вон плывёт над головой розовое облачко. Левой — правой, левой — правой. Вот так!
Но вдруг мачта резко мотнулась вправо, ноги мои, всё тело рванулись вниз, и руки дёрнуло тяжестью. Лицо осыпал мгновенный пот. Я поймал подошвами ступени. Но меня тут же повело в другую сторону. Ноги наполнились напряжением и дрожью. И всё во мне заколотилось от секундного страха. Слезть, спуститься!
Но тут меня словно обдало жаром. А капитан? А флаг? А англичане? Небось захихикают: коленки дрожат?
И какая-то новая сила выпрямила, спружинила тело. Ну нет! Будь что будет! Главное, смотреть вверх. Руки ещё дрожали, но ноги уже справились, сами оттолкнулись от металла и быстро перебирали ступеньку за ступенькой.
Мачта раскачивалась из стороны в сторону, будто хотела швырнуть меня то к горизонту, прямо на солнце, то к горам, за кварталы Сьенфуэгоса. Перед глазами взлетали и падали чайки. Но я только лез — чем выше, тем веселей и отчаянней. Ступеньки сами толкали меня вверх, к небу, туда, где плыло моё розовое облачко. Вот оно — рукой подать, висит, посвечивает мне, словно нарочно остановилось. Ещё, ещё!..
Ну! Я как-то быстро подтянулся, рывком влетел на площадку и вдруг увидел вокруг себя весь океан, целый мир… Вольно и радостно горели алые волны, вспыхивали угольками окна в белых домиках на берегу, уходили вдаль по горным хребтам пальмы.
Я отстегнул от фала кубинский флаг, снял наш и, сунув за пазуху, стал спускаться.
Спрыгнул на палубу, вытащил из-под рубахи, развернул наш флаг, чтобы все видели: вот он, в руках! И оглянулся: ну, что скажете?
Но вокруг было необыкновенно тихо. И мачты почти не качались. Капитан спокойно прохаживался по рубке. Английские матросы всё так же бросали бутылки через голову. Будто никому не было до меня никакого дела. И вообще никто не смотрел в мою сторону. Будто я сам, за всех сразу, глядел на себя и думал: смогу или не смогу. А вдруг струшу?!
Смог! И уже было подумал: «Сам», но поднял глаза вверх и улыбнулся. Далеко-далеко в небе уходило куда-то ввысь маленькое розовое облачко…
Я ещё раз встряхнул флаги. Сложил их и побежал в рубку. Сейчас определю их на место, пришвартуемся, умоюсь — и айда на берег, в пальмы. Смотреть на город, нюхать кубинские табаки. Буэнос, амигос!
МАСТЕР ХУАНИТО
Вечерами, когда спадала отчаянная кубинская жара, мы отправлялись на пустырь играть в футбол. Впереди с мячом грузно шагал артельщик Степан, капитан команды. На пиджаке у него был значок флотского чемпиона по футболу.
Вокруг собирались болельщики, наши и кубинцы. Мы носились что было сил, и из-под ног у нас разбегались маленькие крабишки. Они пучили из потрескавшейся земли глаза, будто тоже наблюдали за матчем.
И вот однажды Степан так ударил по мячу, что тот перелетел через склады, отскочил от земли и упал в воду.
Мяч у нас был единственный, поэтому все мы бросились к причалу.
Спускать шлюпку было долго. Прыгать в воду нельзя: бухту то и дело прорезали два острых акульих плавника. А течение уже выводило мяч прямо в океан.
Вдруг раздался крик: «Уна момент! Моментико!» Из толпы вырвалась маленькая смуглая фигурка, юркнула в портовые ворота и бросилась к утлой лодчонке, стоявшей на берегу бухты. Хуанито!
Хуанито, коричневый, как кофейный боб, появлялся у нашего парохода с рассветом. Увидев кого- нибудь из нас, он звонко кричал: «Руссо, эгей, руссо!» — и смеялся, радуясь, что знает, кто мы. Встретив нас на улице Касильды, он протягивал руку и, озорно смеясь, требовал:
— Сувенир!
В полдень Хуанито приходил на пирс. Он снимал рубашку, ложился животом на горячие доски, перебрасывался словом-другим с рыбаками, смотрел на море, на волнующиеся в глубине водоросли. Повалявшись так, он шёл к своей лодке.
Лодку он сбил своими руками из старой фанеры. Это было давно. Теперь уже можно было бы утопить её или сжечь, потому что рыбаки брали его на лов в самую лучшую лодку, но Хуанито каждый день забирался в свою лодчонку и вычерпывал жестяной банкой набравшуюся за ночь воду.
Едва мы начинали играть в футбол, Хуанито занимал своё место на пригорке. Он бегал подавать ушедший мяч. И если отдавал его Степану, кричал:
— Счипай, можно мне играть?
Запыхавшийся Степан удивлялся: как человеку могла прийти подобная мысль!
— Тоже мне мастер спорта нашёлся! Подрасти!
И вот теперь мяч уплывал в океан. Степан растерянно бегал по причалу. Хуанито выводил в залив свою лодчонку. Вёсел в ней не было, и маленький кубинец грёб руками, так что мелькали смуглые локотки. Вот он выбрался из-за рыбацких лодок. Вот прошёл мимо парохода. И тут прямо перед ним вынырнул громадный острый плавник. Хуанито выдернул из воды руки и привстал. Акула ушла вглубь. Тогда он стал грести снова, выхватывая руки ещё быстрее.
Акула вынырнула справа и пошла вдоль борта. Хуанито вытащил правую руку и грёб левой.
Кто-то крикнул:
— Брось, поворачивай!
Но Хуанито не понимал по-русски и вообще не обращал внимания на крики.
Акула обошла лодку, сделала полукруг и, перевернувшись, юркнула под левый борт. Мальчик положил левую руку на колено и заработал правой.
Наконец лодка поравнялась с мячом. И когда акулий плавник, на секунду взлетев вверх, снова ушёл под воду, Хуанито быстро перегнулся через борт, подхватил мяч и поднял его над собой.
Лодчонка осела. Видно, вода заполняла её. Но Хуанито грёб уже к нам, всё так же попеременно выхватывая руки из воды. Подойдя к причалу, он бросил Степану мяч и, выпрыгнув из лодки, протянул вперёд влажную ладонь:
— Сувенир!
Кто-то сбегал на пароход, быстро вернулся и прикрепил к рубашке мальчика значок. На нём маленький бронзовый футболист бил ногой по бронзовому мячу. Хуанито посмотрел на него. Потом повернулся к развеселившемуся Степану, показал пальцем себе на грудь и вдруг, подмигнув ему, спросил:
