ДЕРЖИТЕ ДОСКУ!
Теперь о турнире спорили на каждом шагу. Ремонтировали шлюпку, садились перекурить — говорили о шахматах. Красили палубу — тоже о шахматах вспоминали. Начальник рации уже был почти на «слоне».
Но вдруг вмешался океан. Сначала вода была спокойная и голубая, как на школьной географической карте. Полотно океана двигалось широко, свободно, и суда вдали показывались, как в учебнике географии: сперва над горизонтом возникал дымок, потом мачта, за ней — нос корабля. А там уже и сам пароход бежал весело мимо нас, играя флагом.
Но к решающему матчу всё переменилось.
Встречные суда словно пропали. Волны воинственно заворочались, рванулся ветер, и всё загудело.
А когда начальник рации и «Чудеса ботаники» сели за решающий матч, всё заходило ходуном. Но начальник и тут упорно продвигался вперёд.
— Обстановочка! — сказал Ваня. — У электрика уже искры над головой. А у начальника рации сплошной SOS.
Начальник гневно повёл бровями в сторону повара, но сдержался и двинул вперёд слона.
— Шах! — закричали все.
Красный слон был почти в руках у начальника!
Валерий Иванович промолчал и отодвинул своего короля вправо:
— Вот так!
— Ничего, ничего! — сказал начальник. Он обдумывал какую-то решительную комбинацию.
Но тут раздался такой удар о борт, что судно полетело вниз.
— Держи доску! — крикнул начальник.
Доска упала под стол, и пешки и короли разлетелись по углам.
Капитан побежал на мостик.
Я помчался к себе в каюту.
Дверь была распахнута. По каюте из угла в угол летали вещи. Всё пропахло кефирным запахом. Из- под кровати, как ядро, вылетел кокосовый орех, врезался в стенку, и прокисшее молоко облепило всю каюту. Японские куклы катались по палубе.
Из-под койки выпрыгнул чемодан. Я бросился к нему: «Чашка!» Но сан-францисская чашка пронеслась мимо и со всего размаха ударилась об стол. Мосты Сан-Франциско отлетели в одну сторону, скверы — в другую.
Я грохнулся на колени и стал ловить бегающие по каюте осколки…
КЕНГУРУ НА ЛАДОНИ
День за днём я зачёркивал числа в маленьком настенном календаре, который тоже перед отплытием подарил мне сын. Зачеркнул май, июнь, июль, август, сентябрь. А вокруг всё зелёные волны.
Ветры улеглись, сражение закончилось. Море зеленело, как ровное поле. Ни убитых на нём, ни раненых. Никаких потерь.
Только начальник рации качал головой и потрясал согнутым пальцем.
— Если б не этот шторм, выиграл бы я партию, выиграл бы! Это уж точно, слон был бы мой!
И я изредка перебирал голубые осколки Сан-Франциско.
Однажды ко мне в каюту зашёл капитан:
— А ты чего их перебираешь, как монах чётки? Пошли ко второму механику, он склеит!
Вместе с капитаном заглянул Веня и, подбрасывая на ладони монету, сказал:
— В-в-ряд ли что-нибудь п-получится!
Капитан захохотал:
— Он машину клеит, а то кружку с твоим Сан-Франциско не сделает!
Второй механик был известный на судне мастер. На все руки. Машину изо дня в день ремонтировал: то клапаны перебирал, то конденсаторы. А тут — чашка!
— Пошли, пошли, — сказал капитан.
И мы все вместе отправились в каюту, где второй механик печатал на машинке какую-то ведомость. Над ним в углу каюты покачивалось павлинье перо.
— Ну-ка, второй, прояви мастерство, — сказал капитан.
«Второй» взял осколки короткими пальцами, повертел их, примерил один к другому и кивнул:
— Попробуем. Есть тут одно лекарство.
Он достал расписанный иероглифами тюбик, приставил осколки чашки друг к другу и стал осторожно смазывать их, один за другим, белым, как сгущённое молоко, клеем. Смазал, соединил — держится!
— Ты с-смотри! — сказал Веня и подбросил на загорелой руке белую монетку с маленьким выпуклым кенгуру.
— Австралия? — мельком взглянул механик. — Я там настоящего кенгурёнка на ладони качал.
Я с удивлением посмотрел на него, а капитан засмеялся:
— Ну это уж ты загнул! На ладони качал! Это уж извини.
— Почему — извини?
— Так они же громадные. Врежут лапой — только держись! — засмеялся капитан.
— А я держал! — «Второй» приставил сан-францисский мост к какому-то скверу и, взявшись за другой осколок, стал рассказывать: — Шли мы по улице в Сиднее, вдруг кто-то кричит: «Братцы, кенгуру!» Остановились мы возле двора — эвкалипт растёт, розы вокруг. А по двору белый кенгуру бегает.
— Так бы он и прыгал! — усмехнулся Иван Савельич. — Газанул бы через забор — и дело с концом!
Но «второй» спокойно продолжал:
— Мы остановились. Вышла из дверей хозяйка. Поздоровалась и говорит: «Хотите посмотреть на мою воспитанницу? Пожалуйста». Позвала кенгуру, погладила, угостила чем-то. А потом спрашивает нас: «Хотите подержать кенгуру в руках?»
Мы удивились.
Хозяйка принесла из дома коробку из-под печенья, открыла, а там в вате лежит кенгурёнок с мышонка величиной…
Я придвинулся к механику, будто на ладони у него лежал кенгурёнок.
— Конечно, мы сразу протянули руки, — сказал механик. — Хозяйка положила мне на ладонь коробку и говорит: «Сейчас кормить его буду». Принесла в блюдце молока, смочила палец и капельку к губам кенгурёнка подносит.
— А мать где же? — спросил Иван Савельич.
— На охоте подстрелили. Там много кенгуру, житья фермерам не дают.
Австралия, кенгуру… Я только вздохнул. Мне бы тоже хотелось побродить среди эвкалиптов и подержать на ладони кенгурёнка. Но пока за иллюминатором, словно кенгуру, прыгали друг за другом океанские волны.
— Это точно, — заговорил снова Иван Савельич. — Кенгуру там много. Меня тоже приглашали там на охоту.
— Расскажите! — попросил я.
Капитан прищурил правый глаз и усмехнулся:
— Долго рассказывать. Целую книгу написать можно. А что! — Он вдруг сам удивился своему открытию. — Вот возьму как-нибудь и напишу книгу. Интересная будет.
— А я в Австралии тоже бывал, — сказал Веня. — Д-де-монстрацию в-видел. Т-тоже н-напис-сать можно!
— Ну и дела! — улыбнулся «второй», приставил к чашке последний осколок и показал её мне на
