— Лучше работать надо! — сказал капитан. Ни в какие таинственные случаи он не верил.
— Да, может, здесь какие-то электромагнитные волны, — возразил электромеханик.
— И з-змей был, — повторил, волнуясь, Веня.
— Ерунда, — сказал капитан.
— Все видели, Иван Савельич, — подтвердил я. — И свет гас, и что-то волнистое убегало к берегу. Похоже на змея.
— Змеи, волны… — рассмеялся капитан. — Фантастика! Вот тут недавно случай был на самом деле фантастический! — с ударением произнёс он. — Вот это фантастика!
И хотя все были взволнованы, но капитан обещал историю не менее фантастическую, и все притихли.
А Иван Савельич поглядел на воду и сказал:
— Да, может, и сами слышали эту историю?
САМАЯ ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
— С полгода назад в этих местах тоже шло наше судно, дальневосточное. Ночь была. Чуть-чуть швыряло. Все улеглись спать. Остались только вахтенный да капитан.
А часа в три ночи один машинист вышел на корму покурить перед сном. Встретил в дверях механика, кивнул — и разошлись. Один — в каюту, другой — на корму.
Ночью судно тряхнуло раз-другой — волна прошла. Покачало и успокоилось.
А утром стали поднимать вахтенных на работу, зашли к машинисту — нет его, стали искать на палубе — нет! Заглянули в шлюпки — и там не ночевал! Капитан крикнул механика, спрашивает:
— Кто машиниста в последний раз видел?
Механик говорит:
— Я. Он на корму вышел.
— Когда?
— Да часа в три ночи.
— Так в это время по корме волна прокатилась! Да не одна, — спохватился капитан. — Неужто смыло?.. — И тут же приказал: — Развернуться на сто восемьдесят градусов! Полный вперёд!
Посмотрел капитан на часы: восемь часов утра.
— А вода вон какая — акул полно! — воскликнул Иван Савельич.
— И з-змеи п-плавают, — вставил в рассказ Веня.
— Да, — сказал Иван Савельич. — Развернулись они. Пошли обратно по тому же курсу. Точь-в-точь. Волнуются! Шутка ли, человек потерялся! Вся команда глядит за борт — в волны, по горизонту.
Час прошли, другой. Нет человека! То акулий плавник мелькнёт, то плеснёт рыба. Дошли до ночной точки.
Проверили там. Опять никого!
И вдруг кто-то сверху как закричит:
— Вижу, вижу! Человек за бортом!
Присмотрелись — действительно человек! А ведь восемь часов уже прошло!
Спустили шлюпку, подгребли к человеку — машинист! Лежит на воде и ждёт. Устал, конечно. Руки дрожат. Помогли ему взобраться на борт, потащили в медпункт. А он отмахивается.
— Не надо, — говорит. — Дайте закурить.
— Как же ты так? — спрашивают. — Почему к берегу не плыл?
А он отмахнулся:
— А куда мне плыть? В мангры?
— А не боялся? Тут акулы, там акулы!
— Сперва боялся, — говорит. — А потом перестал. Какая польза от страха?
— И никого, — спрашивают, — не было?
— Были… Прошли японцы. Позвал — не слышат. Ещё кто-то проплыл; хотел крикнуть — голоса не стало. А что за мной вернётесь, верил. Потому и не уплывал никуда, боялся: вернётесь, а меня нет. Ещё кого-нибудь инфаркт хватит!
— Вот случай так случай! — сказал Иван Савельич. — Почище любого змея. Человек в друзей верил! В команду верил. Знал, что свои ни в беде, ни в воде не бросят!
— Да, — согласились все.
А Веня сказал:
— А змей в-всё р-равно был.
— Ну ладно, передай по вахте: если вдруг ещё выплывет, пусть задержат, — сказал Иван Савельич и пошёл спать.
Но мы ещё долго вглядывались в смутную воду. Ведь сами видели, как уходила к манграм извилистая змеистая линия.
АКУЛЫ НА КРЮЧКЕ
В залив Кач мы вошли вечером. Ни огонька, ни деревца. И тишь стояла такая, что голос глох. Далеко забрались. Посмотришь на карту: справа — пустыня, сверху — Азия, снежные хребты Гиндукуша. А за ними наши пустыни. А там тайга, и только потом, далеко-далеко, Москва. Попробуй доберись!
За бортом шелестели вода и песок. Пробирались мы с осторожностью, как в лоции велено. Тут мель, там затонуло судно. А в полутора милях от затонувшего судна — наша стоянка.
Боцман бросил якорь в мутную воду, тихо сказал:
— Ну и жара. Хоть бы пальмочка где…
— А вон! — показал я на Валерия Иваныча.
«Чудеса ботаники» поливал у трюма ящики с цветами.
— И то верно, — улыбнулся боцман и подошёл к электромеханику.
Сел рядом на железную палубу, погладил железной ладонью зелёные хвостики в фанерном ящике и сказал:
— Хорошо. Пустыня, железо. А тут — на тебе — трава-мурава, чудеса ботаники!
И вдруг с кормы раздался весёлый крик и хохот:
— Ага! Я говорил!..
— И я говорил.
Все потянулись на корму. Там Фёдор Михайлович тянул леску, а на ней билась, растопырив жабры, большая, как сом, рыбина.
— Ну и рыбка! Вот теперь сварим ушицу! — приговаривал Ваня.
— Да ты уж наваришь, — сказал боцман.
— А что? — обиделся Ваня. — Я когда в армии служил, так самому генералу варил!..
Наступила ночь.
Всё притихло, погасло, и только откуда-то издалека пробивался к нам далёкий свет маяка.
С рассвета все, кто мог, бросились на корму. Лески переплетались, как паутина, вспыхивали от солнца, и рыбы шлёпались на палубу одна за другой. Я оттащил на камбуз уже два ведра — лески у меня не было — и бежал с третьим, как вдруг кто-то крикнул:
— Акула!
Один из электриков стал выбирать леску. На крючке, прозрачный от жира и солнца, дёргался молодой акулёнок и пытался схватить электрика за палец.
— Вот это улов, — оценил добычу начальник рации.
— Да выбрось ты его! — сказал Ваня. — На что он мне.
