Осторожно ступая, шаг за шагом журналист начал спускаться по лестнице. Он был в домашних туфлях, и потому звуки его шагов не были слышны на каменных ступенях. Хемпель дошел до первого помещения, остановился и осторожно выглянул из-за стены. И здесь горел свет. Стояла полнейшая тишина.
Хемпель осмотрелся. Вход в правый коридор был освещен, зато левый зиял непроницаемой чернью. Он вздрогнул, припомнив рассказ Шаротки, и невольно почувствовал уважение к этому старому боязливому человеку, решившемуся на такой смелый для него поступок и сумевшему подавить страх, который он, несомненно, должен был чувствовать сильнее других.
Хемпель понял это отчетливо еще и потому, что сам он должен был сдерживать нервы, чтобы исследовать эти подвалы, молчащие и пугающие своей безжизненностью.
Он углубился в правый освещенный коридор. Сделал всего несколько шагов, как вдруг ему показалось, что в одной из ниш в нескольких метрах перед ним произошло какое-то движение. Звук был коротким и неясным, но совершенно отчетливым.
Спустя мгновение Хемпель увидел узкий сноп электрического света, направленный на каменный пол. В ту же секунду он укрылся за выступом стены. Некоторое время стоял не дыша и вслушивался. Кто-то находился на том месте, где, по словам Шаротки, лежало тело.
Журналист высунул голову, чтобы увидеть таинственного пришельца.
Когда наконец он смог увидеть коридор, то тут же заметил человека, склонившегося над полом. Поблизости висела лампочка, и в свете ее Хемпель узнал этого человека.
Он вышел из-за стены и начал тихонько подкрадываться к нему. Когда их разделяло всего несколько метров, журналист остановился и некоторое время смотрел, что делает этот человек, а потом внезапно спросил:
— Вы что, собираетесь здесь редис сажать?
— А вы пытаетесь меня напугать, пан Хемпель? — голос Броны был тихий и спокойный.
Журналист, который надеялся, что его внезапный вопрос заставит Брону вскочить и вскрикнуть, был удивлен холодным спокойствием того.
— Восхищаюсь вашей выдержкой, — бросил он насмешливо, но сквозь иронию пробивалось искреннее удивление.
— Ха! — Брона поднялся, стряхивая с пальцев пыль. — Я заметил вас, еще когда вы спускались с лестницы, — добавил он с легкой улыбкой.
Хемпель молча закусил губу. Посмотрел на Брону и снова повторил вопрос:
— Ну и все-таки как? Сажаем редис, или, может быть, здесь будет плантация хмеля?
Брона окинул его сонным взглядом и ничего не ответил.
— Что? Вы раздумываете, как бы все это объяснить? — в голосе журналиста появились угрожающие нотки.
— Что именно?
— Как это что?!
— Что именно объяснить?
— Свое присутствие на месте, где недавно лежал труп.
Брови Броны слегка дрогнули.
— О чем вы говорите? — сказал он спокойно. — Я обдумываю скорее другое.
— Что? — настойчиво спросил Хемпель, раздраженный спокойствием Броны.
— Что вы делаете здесь в такое время и в домашних туфлях?
— А что вам не нравится в моих туфлях?
— Собственно в ваших — ничего. Но я вообще не люблю домашних туфель.
— Вот тебе раз! А почему же?
— Они позволяют тихо подкрадываться.
— Знаете что? Не валите с больной головы на здоровую. Это плохая тактика.
— Тактика? А зачем она мне?
— Чтобы не отвечать на мои вопросы.
— Какие именно?
— Что вы делаете на месте, где недавно лежал труп?
— А, действительно, вы меня уже раз об этом спрашивали. Я ничего не знаю ни о каком трупе. А чей?
— Неизвестного человека.
— Кто его видел? Вы?
— Нет. Шаротка.
— И он лежал на этом месте?
— Ну хватит! — обозлился не на шутку Хемпель. — Вы у меня спрашиваете, не ответив на мой вопрос!
— Не будем торговаться, кто должен кому отвечать и в какой последовательности, — голос Броны внезапно стал твердым. — Здесь я у себя дома. Мне неприятно это подчеркивать, но сделать это меня заставляет ваша настойчивость. Прошу мне рассказать, что за история с этим трупом.
Журналист некоторое время молчал, обдумывая слова Броны. Потом начал рассказывать уже спокойным голосом.
Брона слушал, не прерывая, молча уставившись взглядом в пол.
— Теперь я вас прошу объяснить, как надо понимать ваше присутствие здесь, — закончил Хемпель.
Брона в свою очередь раздумывал с минуту. Наконец молча повернулся и направил луч света в глубь темноты, которая простиралась за их спиной.
Хемпель увидел маленькую комнату с узким оконцем, расположенным под самым потолком.
С правой стороны у каменной стены лежала груда старых ящиков, а слева стояли три бетонных столба, между которыми была видна следующая комната. Луч света быстро обежал стены и скользнул на пол. Белый круг рыскал некоторое время по плоским камням и, наконец, застыл.
— Вы видите? — тихо спросил Брона.
Хемпель всматривался в освещенное место.
— Ничего не вижу.
— Вы не замечаете этот маленький белый крест?
Действительно, на одном из камней был виден начерченный мелом небольшой крестик.
— Да, теперь вижу.
Светлый кружок передвинулся на несколько метров дальше.
— Да, и здесь вижу.
На этот раз Брона осветил пространство за колоннами.
— Здесь два, один возле другого. Ну, а что все это значит?
— Вот именно. И меня это очень интересует. Не меньше, чем ваш рассказ. Кстати, где находился труп?
Хемпель повторил слова Шаротки. Оба сразу же определили место, где лежал убитый человек.
Брона опустился на одно колено и несколько минут исследовал пол. Потом встал, отряхивая брюки.
— Да. В этом месте пыль стерта. Никаких других следов нет. И ни одной капли крови. Хм... Это интересно.
Он стоял, погрузившись в размышления, всматриваясь в темную глубину коридора. Затем попросил:
— Расскажите мне еще раз как можно подробнее оба случая — вчерашний и сегодняшний.
Когда Хемпель закончил рассказ, Брона дружески взял его под руку:
— Ну, мы можем идти. Больше, пожалуй, мы ничего не найдем, кроме того, что я уже нашел, — добавил он загадочно. — По дороге я вам покажу кое-что.
Они дошли до главного помещения.
— Так это тот самый коридор, идя по которому, Кушар должен был встретиться с Шароткой? — Брона протянул руку к темному входу.
— Если судить по рассказу Шаротки, именно тот самый. Впрочем, другого здесь нет.
