Он пригласил Алексея в свою машину с шофером, а Марина изящно, легко забралась в «Авелла- Дельту» Алевтины Артемьевны.
Пока ехали Благасов просвещал Алексея по кладбищенским делам.
— Установленные санитарные нормы требуют, чтобы ближайшие жилые дома находились от кладбища не менее, чем за триста метров. Как их выдержать, если дома вокруг кладбищ растут, как грибы?
— Чем же опасны кладбища для живых?
— Не знаю… Скорее, нынче живые угрожают мертвым. Вы, конечно, читали об осквернении могил, разрушении надгробий и памятников. Только в 1998 году вандалы совершили сокрушительные набеги на Малаховское, Востряковское, Рождественское и некоторые другие кладбища. В следующем году на Рублевском кладбище повредили девяносто памятников, на Калитниковском воровали ограды могил. Это хоть понятно: на одном кладбище ограды стянули, на другое поставили. А зачем памятники кувалдами бить?
Благасов говорил об этом с горечью, и Алексей его понимал. В самом деле, в последние годы кладбища стали ареной разгула и политических страстей — рушат еврейские могилы. И странного, угрюмого криминала — когда бьют памятники.
— Кладбища практически не берутся под охрану милицией, в городском бюджете нет на это средств. А покойники на свою безопасность сброситься не могут.
— Тогда пусть это сделают живые: их родственники, друзья, близкие, — предложил Алексей.
— Не так все просто. Люди разъединены, они знают лишь свои, родные могилы. Правда, несколько раз в год — весной, в предзимье все охотно участвуют в уборке территории, некоторые коммерсанты дают небольшие суммы на ремонт ограды, кладбищенских строений… Впрочем, приехали…
Они вышли из машины. Вход в кладбище был открыт, возле него стояли Волчихин и директор.
— Мы уж как-нибудь сами, Марат Васильевич… И вы свободны, — сказал Благасов директору.
— В конторе — пяток моих людей, на всякий случай, — предупредил Волчихин.
— Спасибо за заботу…
Волчихин поманил пальцем Марину, о чем-то спросил.
Она утвердительно кивнула.
Благасов предложил осмотреть кладбище и первым вышел на центральную аллею, рассекающую его на два больших прямоугольника. Алексей и Алевтина пошли рядом с ним. Костров чувствовал за спиной какую-то суету: у машинам подошли два парня в темной, сливающейся с темнотой одежде, хлопали крышки багажников машин, Марина вполголоса о чем-то распоряжалась.
Кладбище тонуло в той неясной темноте, которую непроницаемой не назовешь, но и прозрачной тоже. Алексей обратил внимание, что аллеи не освещены фонарями и от этого кладбище казалось островом мрака — вокруг него близкие дома и улицы сверкали электрическими огнями. И тишина — Алексей именно сейчас, здесь, понял, что означают слова «кладбищенская тишина». Не могильная, а именно кладбищенская…
Они неторопливо шли по широкой аллее. Благасов давал объяснения: кто где лежит, рассказывал об известных людях, которые окончили свой земной путь здесь. Он удивительно хорошо ориентировался среди могил, хотя кресты и памятники были укрыты темными, почти траурными сумерками.
— Раньше старались поставить на могилках красивые памятники — скорбящего ангела, подбитую птицу, бюст красивой опечаленной девушки. А сейчас вошли в моду кресты. Именно в моду! На могилу атеиста при жизни родственники после его смерти норовят взгромоздить крест. Словно умоляют: «Прости его, Господи, и прими душу его». Я, кстати, за это никого не осуждаю, ибо не ведают, что их толкает на — раскаяние или стремление схитрить.
— Скорее, просто возрождаются традиции, — задумчиво сказал Алексей. Настроение на него нахлынуло странное. Ему казалось, что в сумеречном свете мелькают какие-то тени, слышатся шорохи.
— Да, да, — чутко понял его Благасов. — Мне тоже кажется, что покойные общаются друг с другом. Но не сейчас, а позже, в глухую полночь. Но я точно знаю, что на кладбищах не приживается всякая нечисть, разные там лешие и ведьмы, ведь это — божьи места.
«Кажется, он все-таки сдвинулся, — пришел к выводу Алексей. — Он верит в то, что сейчас говорит».
Алевтина задержалась у одной могилы — семейной, муж и жена были укрыты широкой мраморной могильной плитой. Благасов бросил на неё взгляд исподлобья, объяснил:
— Хороший камень. С Украины, с Винницких каменоломен. Такой есть даже в Мавзолее Ленина. ЗА какие деньги удалось привезти его сейчас оттуда сыну этих стариков — даже не представляю.
— Господа! — взмолилась Алевтина — Я устала бродить по улицам этого царства мертвых!
— Все, все — успокоил её Благасов. — Мы уже пришли.
Прямо перед собой Алексей различил небольшую круглую ротонду, увенчанную изящным куполом. Ее колонны были увиты разросшимися лианами, диким виноградом, мимонником. На ступеньках входа стояла улыбающаяся Марина. Ротонду тускло освещали бра на колоннах. Из-за тучек выползла луна, и темень при её свете ослабела.
— Прошу, — пригласил Благасов. — Поздний ужин на кладбище — что может быть романтичнее?
Столик в центре ротонды был уже накрыт — Марина расстаралась. Алевтина, увидев холодные закуски на тарелках, бутылки водки, коньяка, вина, жалобно вздохнула:
— Жаль, мне нельзя — первый же встреченный гаишник отберет права и машину.
И чуть прижавшись к Алексею, доверительно шепнула:
— Обожаю от души расслабиться. А с человеком, который мне нравится, вообще отпускаю все вожжи.
— Вы имеете в виду меня?
— Пока не определилась.
Благасов шутливо прикрикнул:
— Не шепчитесь! Дамы, Алексей Георгиевич, прошу за стол.
Он сам налил в рюмки. Себе — водку, Марине — вино, Алексею — коньяк. Алевтина придвинула к себе кока-колу.
Благасов встал с рюмкой в руке, проникновенно предложил:
— Вслушайтесь! Хорошая тишина на кладбище, только шелест листьев и редкая пичужка всполошено вскрикнет. Переселившиеся сюда пребывают в вечном успокоении — никуда не торопятся, ни о чем не заботятся, земная суета отошла от них. Здесь нет злодеев и героев, негодяев и благородных… Все в одном статусе — покойники.
Он всматривался каким-то странным взглядом в расплывающиеся, теряющие в темноте очертания могилы, аллеи, деревья, ограды и неожиданно закончил свой мрачный тост:
— Спите спокойно, дорогие друзья мои, господа покойники… Вы меня знаете и беспокоиться вам не о чем…
«Все-таки он ненормальный, — решил Алексей. — Или позирует, играет роль покровителя мертвых?»
Алевтина боязливо жалась к нему. Марина, не обращая внимания на шефа, хлопотливо накладывала на тарелки закуски, она была здесь за хозяйку.
Журналист выпил вместе с Благасовым, и Марина тотчас наполнила его рюмку снова. Алексей мимоходом обратил внимание, что только он пьет водку, и подливает ему секретарь Благасова из «персональной» бутылки. Это была странная бутылка — удлиненная, в виде патронной гильзы, завинчивалась она пробкой, напоминающей пустотелую пулю.
Благасов заметил, что Алексей задержал взгляд на оригинальной посудине, и охотно объяснил:
— Это наш фирменный сувенир. Я заказал водку в таких бутылках на подмосковном «Топазе» в память об убиенных старших друзьях моих и наставниках — господах Ставрове и Брагине.
У Алевтины при упоминании отца глаза стали влажными и она, не таясь, приложила к ним платочек.
— Игорь Михайлович, — сказал Алексей. — Я ведь вам не задал пока свой главный вопрос… У вас есть хоть какие-то подозрения, кто мог расстрелять ваших старших друзей? Вы хоть что-то видели,
