— Не кладут в больницу?
— Положат. Успеется… Что у тебя с Алешей?
— Ну и не ложись, раз такая красивая, — пропустила вопрос Марьяна. Выпьем, Кларка, за твое счастье и мой швах. Честное слово, швах!
Она поставила рюмку на блюдце.
— Ты опаздываешь или ждешь?
— Не знаю.
— Ну, тогда я погреюсь и куда-нибудь подамся. А что у тебя, серьезно?
— Не знаю. Пока — это хорошо.
— Ого. Рада за тебя, Кларка, хотя, честное слова, надеялась у тебя прикорнуть. Хоть бы Борька скорей получил свою халупу. У него бы пожила.
— Лейтенант… — покраснела переводчица.
— Он, — кивнула Марьяна. — Мне ведь с ним не спать. А халупа все равно пустая стоять будет. Мачеха с семейством выезжает.
— А я и забыла, что он москвич.
— Он далеко пойдет. Вернее пошел бы далеко. Жалко, что у тебя с ним так… Не вышло… в общем. Вчера его у Крапивникова видела. Ничего, вписывался.
— Я его не ругаю, — повеселела переводчица. — Просто чижик еще. А воспитывать было некогда. Вот, если снова москвичом станет, тогда… — она допила рюмку и облизнула губы.
— Бог в помощь, — усмехнулась Марьяна. — Мы теперь с ним друзья по несчастью. Он, бродяга, в Лешкину пассию втрескался.
В дверь позвонили.
«Вот поймаю ее на вранье», — подумала Клара Викторовна, выходя в коридор.
Но это был не лейтенант, а разносчица телеграмм.
НИЧЕГО НЕ ВЫШЛО ПРИШЛОСЬ ВЕРНУТЬСЯ СЛУЖБУ ИЗВИНИ ОБНИМАЮ БОРИС напечатано было на бланке. Отправлена телеграмма была час назад из того самого городка, который значился в курчевском адресе.
— Можешь оставаться, — сказала Марьяне, возвращаясь в комнату за рублем для разносчицы. — Он не приедет.
— Соболезную. А кто — он? — спросила Марьяна и тут же бесцеремонно развернула сложенный вчетверо бланк. — Смотри, к ней поехал! — засмеялась она.
— К кому к ней?
— К Инге. К Лешкиной пассии. Она от любовных печалей скрылась в доме отдыха под…
— Ты всегда что-нибудь насочинишь.
— Да нет. Разведка доложила точно. Бедная девчонка. Она там на лыжах ходит, а мой бедный сохнет здесь.
— Все ты знаешь, во все лезешь, — недовольно протянула Клара Викторовна. — Чего ж ты за ним следишь, а сама от него уходишь? Надоели, Марка, твои фокусы. Всех оклевещешь, сама расхнычешься, а окажется — одни пустяки.
— Как сказать. Мне не пустяки. Мне вот так, — она резанула ладонью выше груди. — Мне вот так все обрыдло. И я не люблю Алешку, и он меня. И никого я не ругаю. А если тебе жаль этого кресла, так и скажи, — она подпрыгнула на сидении, как девчонка.
— Я про другое, — сморщилась Клара Викторовна. — Я про лучшего друга. Он сегодня заходил и был совсем другим.
— Сегодня Левочка был нежен, как писала в дневнике Софья Андреевна, усмехнулась Марьяна. — Нет, Кларка. Не втрескался он в аспирантку. Они и виделись всего раз. Это мой дурак в нее врезался, да так, что и не спал с ней. Вот чудило-чумичело. А Борька здесь ни при чем. Да и, кажется, это его адрес. У Кости Ращупкина вроде тот же город.
— Это его адрес, — гордо сказала переводчица.
— Да, наверно, там полно вояк, а дом отдыха ни при чем.
— Конечно.
— Только Борьку мне не испорть, — сказала Марьяна.
27
Весь вспотевший от неожиданной удачи Курчев выскочил на набережную, и тут же у входа в здание был остановлен артиллерийским подполковником, который минут десять выговаривал ему за незастегнутую шинель. Потом подполковник перешел к нечищенным пуговицам и невыбритой физии. Борис молча стоял на ветру, вспоминая все, слышанные за четверть века ругательства, а подполковник пилил его, как теша.
«А, впрочем, спасибо старому хрычу, — вдруг улыбнулся Курчев. — Второй раз буду аккуратней», — решил про себя и, бухнув вслух: — Слушаюсь, ссутулясь от ветра, быстро пошел вдоль парапета в сторону метро. — Глядеть надо, а то загремишь напоследок. Теперь все. Улицу по шашечкам переходить буду.
О переводчице он не вспоминал. Встреча с подполковником сбила пену радости, и теперь голова работала ясно и четко, как на экзамене. Он вышел из метро на Комсомольской площади, взял билет до своей станции и вдруг решил зайти в контору к мачехе, благо это было рядом, в полкилометре, сбоку от путей.
— Елизавета Никаноровна, к вам лейтенант! — закричало несколько девчачьих голосов, когда смущенный Курчев спросил, где можно отыскать инженера Скатерщикову.
Мачеха вышла из шумной комнаты в холодный полутемный коридор, где рядом с огнетушителем и титаном стоял ее великовозрастный и небритый пасынок.
— А я вас и не узнала, — сказала сощурившись, хотя не была близорукой. Просто все двери в коридор были открыты, и за встречей сомнительных родственников с интересом наблюдала не одна пара глаз. Елизавета Никаноровна последние дни в связи с переездом, покупкой мебели и прочими хозяйственными заботами являлась на работу наскоками и ей не хотелось привлекать к себе лишнее внимание.
Лет ей было под сорок и выглядела она даже в этом полутемном коридоре никак не моложе, хотя, видимо, за собой следила. Губы были намазаны и крашенные пергидролем волосы старательно завиты. Но пальтишко с меховым под котик воротником, накинутое на плечи, было явно третьего срока носки. Пятнадцать лет назад в Серпухове техника Лизку называли не иначе, как «эта фря» или «эта бляха», — что вызывало у Борьки невольное к ней уважение и немалое любопытство. Но сейчас в темноватом коридоре стояла перед ним измотанная работой и семьей немолодая слегка запуганная женщина, которая, по- видимому, давно не гуляла и мечтала нравиться одному лишь Михал Михалычу. Удавалось ли ей, того Курчев не знал.
— Я телеграмму пошлю, Борис Кузьмич, — сказала инженер Скатерщикова. Но если вам сразу не отпроситься, не волнуйтесь. Я замок навешу, а ключ вот, — мачеха достала из внутреннего кармана пальто кожемитовую держку для ключей и отцепила от нее самый большой, черный и уродливый ключ. — Вот у вас и свое жилье, — нерешительно улыбнулась.
— В нашу комнату въезжает. Ордер уже выписывают, — объяснила проходящему мимо толстому и облезлому мужчине.
— Везет людям, — хмыкнул тот, мрачно взглянув на лейтенанта.
— Везенья мало, — вздохнула мачеха. — Но, говорят, я вам писала, ломать будут. Может, повезет тебе, Боря. Увольняться из армии будешь?
— Ага.
— Ой, не надо бы. Служи уж, где служится. В партию так и не вступил?
— Нет, Елизавета Никаноровна.
— Вступай. А если опять характеристика для чего-нибудь нужна, я напишу. Может, пригодится теперь.