Борис Корнилов
Как от мёда у медведя зубы начали болеть
Спи, мальчишка, не реветь, по садам идёт медведь — мёду жирного, густого хочет сладкого медведь. А за банею подряд ульи круглые стоят. Все на ножках на куриных, все в соломенных платках, а кругом, как на перинах, пчёлы спят на васильках. Спят берёзы в лёгких платьях, спят собаки со двора, пчеловоды на палатях. И тебе заснуть пора. Спи, мальчишка, не реветь, заберёт тебя медведь. Он идёт на ульи боком, разевая старый рот, и в молчании глубоком прямо горстью мёд берёт, прямо лапой, прямо в пасть он пропихивает сласть. И, конечно, очень скоро наедается, ворча. Лапа толстая у вора вся намокла до плеча. Он сосёт её и гложет, отдувается — капут… Он полпуда съел, а может, не полпуда съел, а пуд. Полежать теперь в истоме волосатому сластёне… Убежать, пока из Мишки не наделали колбас, захватив себе под мышку толстый улей про запас. Спит во тьме собака-лодырь, спит деревня у реки. Через тын, через колоды до берлоги напрямик он заплюхал, глядя на ночь, волосатая гора, Михаил — медведь — Иваныч, и ему заснуть пора. Спи, мальчишка, не реветь, не ушёл ещё медведь, а от мёда у медведя зубы начали болеть. Боль проникла, как проныра, заходила ходуном, сразу дёрнуло, заныло, в зубе правом, коренном. Засвистело, затрясло, щёку набок разнесло. Обмотал её рогожей, потерял медведь покой. Был медведь — медведь пригожий, а теперь на что похожий — с перевязанной щекой, некрасивый, не такой. Скачут ёлки хороводом, ноет пухлая десна, где-то бросил улей с мёдом — не до мёду, не до сна, не до сладостей медведю, не до радостей медведю. Спи, мальчишка, не реветь, зубы могут заболеть. Шёл медведь, стонал медведь, дятла разыскал медведь. 
