говорю, Шестов?
Тот прищурил глаза, но ничего не сказал. Половцев, который, верно, очень болезненно воспринял неожиданное появление олигарха, испортившее весь спектакль, меж тем продолжал:
— Вы, Роман Юрьевич, всегда склонны были переоценивать себя и недооценивать других. Казалось бы, вам куда как сложно себя переоценить, все же такая значимая фигура. Только ведь и во власти не дурни сидят. Вы поняли мой замысел, Роман Юрьевич? Я затрагивал только то, что известно вам одному. Ведь я прекрасно знаю, что вы следили за этим юношей. Вы знали, что вашего сына поставили на должок, который ему ни за что не выплатить. Для вас это даже не гроши, а пшик, вы вот не глядя заплатили двадцать пять миллионов долларов только за то, чтобы мы сейчас с вами тут говорили. Потом задели вашу бывшую женщину. Потом человека, который заменил вас самого на посту заботливого отца семейства. Заменил тоже не ахти как, но все-таки, все-таки… Этот юноша его хотя бы видел, в отличие от вас, родного отца, всемогущего олигарха, скупившего все и вся! Ведь вы зарвались, Роман Юрьевич! Даже сегодняшняя ваша покупка, из-за которой вы швырнули нам в морды эти дикие миллионы, она ни у кого не вызовет благодарности. Может, у этого мальчика, вашего сына? Нет. Он вас по телевизору только видел и даже представить не мог, что в то время, как он служил в армии, его отец мог купить всю эту армию и каждому генералу отвалить по вилле с золотыми сортирами, а каждому рядовому положить оклад раза в два больше, чем получают в американской армии. Или вы думаете, Роман Юрьевич, что вам будет благодарна ваша бывшая женщина? Да нет! Зачем вы ей? Она даже как человека вас воспринять не может. Вы для нее — явленная икона финансового бога. Она у вас и попросить что-либо не посмеет. А Бубнов? Из-за вас его размазали, как коровью лепешку. Но это еще ничего! Было бы хуже, если бы его взяли в губернаторы и очередной регион, на этот раз Московская область, лег бы под вас.
— Закончил? — спросил Шестов и, махнув на него рукой, подошел к Светлане Андреевне. — Ну… привет, Света.
— Здравствуй…те, Роман… Юрьевич.
— Ну вот, — сказал он, — Роман Юрьевич. Ладно. Можешь ничего не говорить. Я все о тебе знаю. Я постарался по мере возможности позаботиться о тебе и о нем. Нет, не лично. Конечно, нет. Через Бубнова. Он, разумеется, ничего не знает. Так получилось. Я ему, конечно, никогда и ничего не поручал. Так… сложилось. А ты постарела, Света.
Она жалко улыбнулась, и искусственная молодость словно осыпалась с нее — и я увидела, что великий олигарх совершенно прав.
— Ладно, не здесь, — проговорил он довольно сухо., — А теперь, Антон Николаевич, я хотел бы расставить все точки над i. Начнем с того, что касается меня меньше, но тем не менее. Я очень благодарен вам, господин Шульгин. Конечно, я был встревожен, и моя служба безопасности включилась в расследование. Но именно вы вывели меня на Антона Николаевича, так что он теперь не отмажется. С одной стороны, вам может быть плохо — нажить такого врага, как шеф администрации президента! Но с другой — я могу снять его быстрее, чем он предполагает. У меня остались хорошие рычаги во власти. Думаю, что я вам обязан. О деньгах пока не говорю, это позже. Я слышал, что вашу помощницу чуть не убили.
— Да, — сказала я, — это правда, Роман Юрьевич.
Вас я отблагодарю. Родион Потапович, если хотите, то можете поговорить с руководителем моей службы безопасности, он предложит вам серьезную работу, а не то, чем вы сейчас занимаетесь. Мне кажется, что вы тоже мельчите, — употребил он свое любимое словечко. — Но об этом хватит. Теперь о Светлане и Сергее. Антон Николаевич, я прошу вас оставить их в покое. В конце концов, вы тоже получите свое удовлетворение. Теперь Бубнов, чудом оставшийся в живых, точно не пойдет на выборы, так что…
— Так что ты другого купишь, Роман Юрьевич, и все равно возьмешь свое, — сказал Половцев.
Шестов отмахнулся:
— Это другой вопрос. Тебя вычислили, Половцев, так что ты притухни, мой дорогой. Извини, что говорю вот так — прямым текстом. Но тебе так более понятно. Все-таки большую часть своей жизни ты был простым чекистом.
Он повернулся к Птахину и смерил его пристальным взглядом:
— Это вот он — твой одноклассник, да, Антон Николаевич? Понятно. Что же ты доверяешь таким мелким сошкам? Нет, не по себе ты хапнул кус власти. Ты, я слышал, употреблял тут сравнение: копать огород экскаватором? А ты оказался игрушечным экскаватором. Тобой даже огород не вскопаешь. Ну, достаточно.
Шестов чуть повел плечами и, глянув на Сергея и Светлану, проговорил:
— Вы уедете за границу. Вам подберут страну. Там вам будет лучше.
— Но, Роман Юрьевич… — начала было Светлана, но тут же олигарх перебил ее:
— Какой я тебе Роман Юрьевич? Света, я говорю, что вам немедленно нужно уехать! Я сказал.
Половцев, верно, хотел что-то ответить на эту фразу Шестова, адресованную вовсе не ему, но только махнул рукой и уселся обратно в кресло. Сережа Воронов оглянулся на меня, на Светлану Андреевну, потом вдруг шагнул вперед и выпалил:
— Простите… не знаю, как вас называть, Роман Юрьевич — неудобно, папа — противно.
Шестов вздрогнул, словно к нему приложили раскаленное железо, и посмотрел на сына с откровенным изумлением.
— Я понимаю, что вы привыкли распоряжаться людьми как марионетками, — продолжал Сережа, — что вам мы, если вы только для того, чтобы прийти сюда беспрепятственно, купили этот клуб за сумму, которую мне сложно уразуметь. Но ради чего я должен уезжать?.. Тем более — с ней? — он оглянулся на Светлану Андреевну. — Я ее знаю? Кто она вообще такая? И этот Бубнов… Нет, может быть, она меня когда-то и родила, с вашей посильной помощью, господин Шестов… хотя это, честно говоря, у меня слабо укладывается в голове. Но ведь ту же услугу оказывают и собаки своим щенятам. Почему я должен уезжать, если у меня тут все — друзья, родные, близкие? Только из-за того, что вам невыгодно оставлять меня здесь? Я, конечно, дурак и мелочь по сравнению с вами и вашими миллиардами особенно, но и у мелочи есть собственная жизнь, в которую я попрошу вас не лезть, господин Шестов! — Он отер текущий со лба пот, хотя было совсем не жарко, и выдохнул: — А я никуда не поеду! Тут мой дом. Тут мои друзья. А вы — какое вы имеете право указывать? Мне тут дали про вас почитать журналы. Я уяснил, что вы скупили треть страны. Но только, господин Шестов, старого пьяницу Гришку, Воронова я считаю больше своим отцом, чем вас, понимаете? И я хоть и маленький, но человек… и никуда я отсюда не поеду, можете меня прикончить прямо здесь, если это кому-то выгодно! Только, — добавил он с жутковатой улыбкой, — сразу предупреждаю: я буду кусаться!
И он умолк.
Половцев, явно удовлетворенный этой речью, взглянул на Шестова. Нельзя сказать, чтобы это проняло олигарха очень сильно. Он кисло улыбнулся и произнес:
— Ошибочно думают, что я кого-то принуждаю. Нет. Я даже рад, что мой сын сказал мне эти слова. Быть может, я их вполне заслужил. Только не вам, — он оглядел всех присутствующих, высоко подняв голову, — судить об этом. Ну ладно. Пора открывать клуб. Антон Николаевич, забирайте своих людей и благоволите идти вон. Только не надо капать на мозги президенту, чтобы он начал на меня официальный накат. И Генеральному прокурору не зудите. У меня сейчас проходит оборонный контракт на два миллиарда, это уже есть в газетах… и если меня тронуть, то контракт не выгорит. Так что не капайте на мозги президенту!
Он окинул быстрым взглядом всех присутствующих, задержав взгляд на Светлане Андреевне. Потом коротко раздул ноздри и скрылся в черном проеме за трюмо. Зеркальная панель поехала, закрываясь и скрывая проход.
Половцев подошел к Родиону Потаповичу и, взяв того за отворот пиджака, произнес:
— Ну что, Шульгин, это называется — почувствуй себя школьником. Отчитал и ушел!
— И самое смешное, что ты действительно ничего не можешь с ним сделать, — сказал босс. — И мой тебе совет, Антон Николаевич.
— Ну?
— Не связывайся ты со своими бывшими однокурсниками и одноклассниками. Видишь, ни я, ни Птахин не принесли тебе удачи. Шестов был прав, когда сказал, что ты мельчишь.
