неровное пятно. Давайте посмотрим в ультрафиолете.
Мы притушили свет, и я поднесла к интересующей меня области ультрафиолетовую лампу. Ничего не высветилось. Раффин вновь зажег верхний свет.
– Я думал, что татуировочная краска сияет, как неоновые огни, – сказал Марино.
– Это люминесцентная краска сияет, но ее больше не используют – высокие концентрации йода и ртути опасны для здоровья.
К вскрытию я приступила только после полудня. Как я и ожидала, органы оказались мягкими и рыхлыми. Крови не было – только гнилая жидкость, так называемые сальные выделения, образцы которых из плевральной полости я взяла на анализ. Мозг превратился в разжиженную массу.
– Пробы мозга и выделений немедленно к токсикологам. Пусть проверят на алкоголь, – приказала я Раффину, не отрываясь от работы.
Моча и желчь вытекли из прохудившихся пузырей, а от желудка вообще ничего не осталось. Но когда я отслоила мягкие ткани черепа, мне показалось, я нашла причину его смерти. На выступах височных костей и сосцевидных отростках воздухоносных полостей имелись затемнения. Поставить точный диагноз до получения результатов токсикологической экспертизы я не могла, но была абсолютно уверена в том, что передо мной утопленник.
– Видишь затемнения? – Я показала Марино темные пятна. – Сильное кровоизлияние. Возможно, случилось, когда он тонул. Наверно, сопротивлялся. Когда ты последний раз имел дело с Интерполом?
– Пять, может, шесть лет назад.
– Если он числится пропавшим без вести во Франции, Англии, Бельгии или где-то еще, если он скрывается от международного правосудия, мы не установим его личности, пока Интерпол не найдет данные о нем в своих компьютерах.
– Не хочу связываться с Интерполом, – сказал Марино. – Боюсь его не меньше, чем ЦРУ. Не хочу, чтобы там даже подозревали о моем существовании.
– Бред несешь. Ты хоть знаешь, что такое Интерпол?
– Знаю. Там работают засекреченные идиоты.
Вернулся Раффин. Он сел на высокий табурет перед металлической раковиной, ко мне спиной, вскрыл бумажный пакет с номером одного из трупов и извлек пять бутылочек с таблетками.
– Чак, а почему ты занимаешься этим здесь?
– Не успеваю. Еще никогда не поступало с мертвецами столько лекарств. Совсем зашился. Едва досчитаю до шестидесяти или семидесяти, как звонит телефон, я сбиваюсь, и все приходится начинать сначала.
– Да, тяжелый случай, – прокомментировал Марино. Зазвонил телефон.
– Эй, Марино, ответь, ладно? – попросил Раффин. – Я считаю.
– Надорвался, бедный, – отозвался Марино.
Я возилась с позвоночником. Его следовало обработать серной кислотой и после передать в трасологическую лабораторию для выявления диатомей – микроорганизмов, которые есть во всех водоемах мира.
– Доктор Скарпетта! – окликнул меня Чак, повесив трубку. – Звонил доктор Купер. Содержание алкоголя в выделениях – ноль целых восемь сотых, в мозге – ноль.
Восемь сотых – очень мало, тем более что в мозге алкоголя вообще не обнаружено. Возможно, алкоголь выработали бактерии уже в мертвом организме.
– Ну и каково будет твое заключение? – поинтересовался Марино.
– Непосредственная причина смерти точно не установлена, – отвечала я. – Но мы, безусловно, имеем дело с убийством. Это явно не портовый рабочий, случайно запертый в контейнере. Чак, мне нужна хирургическая кювета. Поставь ее сюда на стол. Я хочу поговорить с тобой, сегодня же.
Я стянула перчатки и позвонила Роуз.
– Найди, пожалуйста, одну из моих старых пробковых досок, – попросила я.
Согласно нормативам, все разделочные доски должны иметь тефлоновое покрытие, потому что пористые поверхности загрязняются. Вполне уместное требование, если работаешь с живыми пациентами. Инструкциям я подчинялась, но свои прежние орудия труда никогда не выбрасывала.
– Еще мне нужны заколки для волос, – добавила я.
– Без проблем. Что-нибудь еще?
– Люси не звонила?
– Пока нет. Если позвонит, я вас найду.
– Пошли ей в контору цветы, – сказала я. – С запиской «Я люблю тебя и прошу прощения. Тетя Кей».
Кожа эластична. Пришпиливая к пробковой доске вырезанный кусок, я должна была растянуть его до прежних размеров, чтобы не исказить узор татуировки.
Марино ушел. Мы с Раффином остались в трупной вдвоем. Я настроилась на серьезный разговор.
– Если хочешь перейти в полицейское управление, я не возражаю, – начала я. – Но если ты намерен остаться здесь, Чак, будь добр, выполняй правила, как-то: ты должен находиться на рабочем месте, добросовестно относиться к своим обязанностям, проявлять уважение к коллегам.
– Может, я и не идеальный работник, но к своим обязанностям отношусь ответственно.
