– Это хорошие парни.
– Да.
– Но у них своеобразные представления об офицерах. Они считают нас особыми людьми. Высшей кастой. Офицеры выбирают войну сознательно, в то время как солдаты воюют из нищеты. Ты меня понимаешь?
– Да.
– Они считают тебя таким же проклятым, как они сами, в то время как офицер должен быть избранником судьбы. – Мюррей печально покачал головой. – Не очень приятный разговор получился?
– Напротив, – солгал Шарп.
Ветер проникал в амбар через щели в углах и раздувал небольшой костерок. Мюррей невесело улыбнулся:
– Теперь несколько практических советов. Как добраться до Лиссабона. – Капитан нахмурился и некоторое время молчал. Потом посмотрел на Шарпа воспаленными красными глазами: – Привлеки на свою сторону Патрика Харпера.
Шарп непроизвольно обернулся и глянул на сгрудившихся в углу амбара стрелков. Похоже, огромный ирландец почувствовал, что речь идет о нем, и враждебно уставился на Шарпа.
– Он бузотер, но люди к нему прислушиваются. Я как-то раз пытался сделать его выбранным, – вместо нового слова «капрал» Мюррей по привычке употребил старый термин стрелков, – но он не захотел. Из него выйдет отличный сержант. Черт! Из него и офицер бы получился неплохой, если бы он умел читать! Люди его слушают. Сержант Уильямс у него под пятой.
– Я сумею с ним справиться, – с фальшивой убежденностью произнес Шарп. Он и сам успел заметить, что ирландец – прирожденный лидер. Стрелки тянулись к его костру потравить солдатские байки. К любимым офицерам ирландец относился с насмешливым послушанием, остальных презирал. Стрелок внушал опасение не только гигантскими размерами, но и самоуверенностью.
– А Харпер уверен, что справится с тобой. Это твердый орешек. – Мюррей помолчал, улыбнулся и добавил: – При этом он жутко сентиментален.
– Значит, у него тоже есть слабость, – резко сказал Шарп.
– Разве это слабость? – Капитан пожал плечами. – Я не уверен. Ладно, можешь считать меня слабым. Когда я умру, – Мюррей махнул рукой, увидев, что лейтенант собрался его перебить, – когда я умру, – повторил он, – возьмешь мой палаш. Я скажу Уильямсу, что он твой.
Шарп посмотрел на прислоненный к стене огромный кавалерийский палаш в железных ножнах. Оружие выглядело нелепо и несуразно, но Шарп не стал возражать против подарка.
– Спасибо, – неуклюже пробормотал он. Лейтенант не привык к личным знакам внимания и не научился должным образом выражать благодарность.
– Не Бог весть какой палаш, – продолжал Мюррей, – но тебе послужит. И если тебя с ним увидят... – Боль не дала ему закончить предложение.
– Стрелки решат, что я настоящий офицер? – Шарп не смог скрыть раздражения.
– Нет. Они поймут, что я тебя любил. Это тебе поможет.
Мягкий тон умирающего окончательно смутил Шарпа, и он снова забормотал слова благодарности.
– Я наблюдал за тобой во вчерашнем бою. Ты неплохо дерешься, а?
– Для интенданта?
– Много пришлось видеть сражений? – Мюррей проигнорировал вопрос Шарпа.
– Да.
– Это бестактно, – улыбнулся капитан. – Молодым лейтенантам не к лицу быть опытнее своих начальников. – Мюррей поднял голову и посмотрел на сочащуюся крышу. – Довелось же помирать в таком дурацком месте!
– Я сделаю все, чтобы вы выжили.
– Полагаю, вы многое можете сделать, лейтенант Шарп. Только вот чудеса вам не под силу.
Мюррей уснул.
В тот день все стрелки отдыхали. Дождь не переставал; к вечеру он превратился в тяжелый, мокрый снег, и скоро ближайшие холмы оказались укутаны белой пеленой.
Хэгмэн поймал в силки двух зайцев. Скромной добычи хватило, чтобы сдобрить скудную похлебку из фасоли и хлебных крошек, чудом сохранившихся в ранцах стрелков. Готовить было не в чем, солдаты использовали вместо кастрюль оловянные кружки.
С наступлением темноты Шарп вышел из амбара и отправился на разрушенную ферму. От строения остались лишь четыре стены, на которых некогда покоилась крыша из бревен и дерна. Одна дверь выходила на восток, другая – на запад. Через восточную дверь Шарп видел клубящуюся снегом долину. Был момент, когда ему показалось, что в дальнем ее конце курится дымок. Там их мог ожидать теплый ночлег и отдых... Но уже в следующее мгновение все опять потонуло в снежной пелене. Лейтенант задрожал от холода, не верилось, что все происходит в Испании.
Услышав шаги, Шарп обернулся. Стрелок Харпер протиснулся в западную дверь дома и замер, увидев офицера. Затем он показал на покрытые дерном стропила и сказал:
– Дерево, сэр. Для костра.
– Забирай.
Шарп смотрел, как ирландец выдергивает из камней бревна. Похоже, стрелку не нравилось, когда за ним наблюдают, ибо он выпрямился и уставился на офицера.
– Что мы будем делать, сэр?
На мгновение Шарпу показалось, что в грубоватом тоне содержится оскорбление, но потом он сообразил, что стрелок всего-навсего задал волновавший всех вопрос.
– Возвращаемся домой.
– Вы имеете в виду Англию?
– Я имею в виду назад, в армию. Пойдем на юг, к Лиссабону.
– Я и не думал, что вы поведете нас на Донегол.
– Ты оттуда?
– Ага.
Харпер задумчиво смотрел на снегопад в темнеющей долине.
– Донегол похож на это место. Только здесь лучше.
– Лучше?
Шарп удивился. В глубине души ему было приятно, что гигант снизошел до разговора с ним. Он даже начал ему нравиться.
– Ты сказал лучше? – Шарпу пришлось повторить вопрос.
– Конечно, лучше. Здесь же никогда не правили англичане. – Харпер презрительно смотрел на сидящего перед ним Шарпа. – Это чистая страна.
Шарп понял, что его спровоцировали на вопрос, чтобы лишний раз посмеяться.
– Ты, кажется, пришел за дровами?
– Да.
– Тогда бери и иди.
Позже, проверив посты, Шарп вернулся в амбар и уселся у стены, прислушиваясь к негромким голосам стрелков, собравшихся у костра Харпера. Они тихо посмеивались, давая Шарпу понять, что не принимают его в компанию солдат. Даже обреченных. Он остался один.
Ночью Мюррей умер. Капитан скончался тихо, без агонии.
– Ребята решили его похоронить, – сказал Уильямс, словно ожидая от Шарпа возражений.
– Разумеется, – ответил лейтенант, стоя в дверях амбара.
– Он просил передать вам это! – Уильямс протянул палаш.
Наступил щекотливый момент. Принимая несуразное оружие, Шарп чувствовал на себе любопытные взгляды стрелков.
– Спасибо, сержант.
– Капитан всегда говорил, что в бою это лучше сабли, сэр. Вселяет в лягушатников смертный ужас. Настоящее мясницкое лезвие.
