Несколько секунд Шарп ошеломлённо смотрел на португальского лейтенанта и, наконец, спросил:
— Вы сделали что?
— Я повёл этих людей обратно, чтобы помочь вам. Я — единственный офицер, который остался от моей роты. Капитан Роха был убит ядром на позициях, а остальные… Я не знаю, что с ними случилось.
— Нет, — прервал его Шарп. — Перед этим… вы сказали, что расстреляли своего сержанта?
Висенте кивнул:
— Конечно, за это я предстану перед судом. Буду молить о снисхождении. — В его глазах стояли слёзы. — Но сержант ведь сказал, что вы уже мертвецы, и нас перебьют вместе с вами. Он подбивал солдат снять форму и скрыться.
— Вы поступили правильно, — сказал Шарп, удивлённо качая головой.
Висенте вновь поклонился:
— Вы льстите мне, сеньор.
— И прекратите называть меня сеньором, — остановил его Шарп. — Я — лейтенант, как и вы.
Висенте отступил на полшага, не скрывая удивления:
— Вы…?
Он хотел спросить, почему, но сообразил, что подобный вопрос прозвучит грубо. Шарп был старше него, вероятно, лет на десять, и если он всё ещё был лейтенантом, тогда, по-видимому, он не был хорошим солдатом. Хороший солдат к тридцати годам уже должен сделать карьеру.
— Но я уверен, сеньор, что вы главнее меня, — продолжил Висенте. -
— Не может быть, — ответил Шарп.
— Я был лейтенантом всего две недели.
Настала очередь Шарпа удивляться:
— Две недели?
— Конечно, перед этим я прошёл подготовку… — сказал Висенте. — И во время учёбы я много читал о деяниях великих полководцев.
— Вы учились?
— Я — адвокат, сеньор.
— Адвокат! — Шарп не смог скрыть инстинктивного отвращения.
Он вылез из английской сточной канавы, и любой, кто там родился и жил, знал, что причиной большинства несправедливостей и притеснений, которые приходилось переносить, были адвокаты. Адвокаты были слугами дьявола, которые провожали на виселицу мужчин и женщин, паразитами, руководившими бейлифами; они умели использовать законы как ловушки для неосторожных и богатели на своих жертвах, а потом становились политиканами и получали возможность придумать ещё больше законов, чтобы разбогатеть ещё больше.
— Ненавижу проклятых адвокатов, — прорычал Шарп, помнивший о том, что случилось после смерти леди Грейс, когда адвокаты лишили его каждого заработанного пенни.
Воспоминания о Грейс и о мёртвом ребёнке, которого она родила, воскрешали былые страдания, и он пытался заставить себя не думать об этом.
— Я действительно ненавижу адвокатов, — сказал он.
Висенте был настолько ошеломлён враждебной реакцией Шарпа, что не знал, как на это реагировать.
— Я был адвокатом до того, как взял в руки оружие, чтобы защитить свою страну, — пояснил он, — Я работал в Реаль Компанья Вельха, которая регулировала вопросы виноторговли.
— Если бы мой сын захотел стать адвокатом, — сказал Шарп, — Я бы задушил его своими собственными руками и затем помочился бы на его могилу.
— Вы женаты, сеньор? — вежливо спросил Висенте.
— Нет, чёрт возьми, я не женат.
— Значит, я неправильно вас понял, — пожал плечами Винсенте, затем указал жестом на своих усталых солдат. — Итак, мы здесь и, я думаю, могли бы соединить силы.
— Возможно, — неохотно согласился Шарп. — Но я хочу, чтобы вы уяснили себе, адвокат. Если вы служили всего две недели, тогда я — главный. Я приказываю. И никаких проклятых адвокатов чтобы рядом не было.
— Конечно, сеньор, — хмуро согласился Висенте, очевидно, оскорблённый заявлением Шарпа.
«Проклятый адвокат, — думал Шарп, вот незадача». Он понимал, что вёл себя невоспитанно, тем более, этот изысканный молодой адвокат оказался настолько отважен, что решился застрелить своего сержанта и спас его людей от верного плена, и понимал также, что должен принести извинения за свою грубость. Однако вместо этого он вдумчиво осматривал местность на юге и западе, пытаясь найти признаки погони и поражаясь, из какого ада ему удалось вырваться. Он вынул свою прекрасную подзорную трубу, подарок сэра Артура Уэлсли, и пристально вгляделся туда, откуда они прибыли, и, наконец, увидел за деревьями то, что искал. Пыль. Много пыли, поднимаемой копытами, ботинками или колесами. Это, возможно, были беженцы, движущиеся на восток по дороге вдоль реки, или это, возможно, были французы. Точно Шарп не мог сказать.
— Вы будете пытаться попасть на южный берег Дору? — спросил Висенте.
— Да. Но здесь поблизости нет никаких мостов, верно?
— Только в Амаранте, — ответил Винсенте, — И ещё на реке Тамега. Это… как сказать? Река со стороны? Приток, спасибо, да, это приток Дору. Как только пересечёте Тамега, будет мост через Дору в Пеко де Рега.
— В той стороне есть французы?
Висенте отрицательно покачал головой:
— Нам говорили, что там генерал Сильверия.
Сказано-то одно, а на деле могло быть совсем другое, думал Шарп.
— И ещё есть паром через Дору, — спросил он, — Недалеко отсюда?
Висенте кивнул:
— В Барка д’Авинтас.
— Насколько это близко?
Висенте ответил почти сразу:
— Пешим ходом полчаса. Возможно, меньше.
— Так близко? — но если это совсем рядом с Опорто, французы могли уже быть там. — А как далеко до Амаранте?
— Мы могли бы быть там завтра.
— Завтра… — отозвался эхом Шарп, затем вновь раздвинул подзорную трубу и посмотрел на юг.
Та пыль была поднята французами? Они двигались к Барка д’Авинтас? Предполагали ли французы, что беженцы могут использовать паром для переправы? А может быть, они даже не знают о его существовании? Был лишь один способ всё узнать.
— Как добраться до Барка д’Авинтас? — спросил он Висенте, показывая жестом на тропу, которая вилась через рощу пробковых дубов. — Тем же путём, каким мы шли?
— Есть более быстрый путь, — ответил Висенте.
— Тогда ведите.
Некоторые из стрелков спали, но Харпер поднял их пинками, и они пошли вслед за Винсенте прочь от дороги, спускаясь в тихую долину, где виноградные лозы росли аккуратными рядами. Потом поднялись на другой холм и шли через луга, усеянные маленькими стогами сена, оставшимися с прошлого года. Цветы усыпали траву, обвивали старые стога и живые изгороди. Никакой тропы не было видно, хотя Висенте вел их уверенно.
— Вы знаете, куда идёте? — через некоторое время подозрительно спросил Шарп.
— Я знаю эту местность, — уверил стрелка Винсенте. — И знаю хорошо.
— Выросли здесь?
Висенте отрицательно покачал головой:
— Я из Коимбры. Это далеко на юге, сеньор, но я знаю эту местность, потому что я принадлежу, — он поправился. — принадлежал к обществу, которое отдыхает в этих местах.
