с длинными свободными рукавами, опушенными мехом выдры, подпоясанное тяжелой серебряной цепью. Ее длинную шею охватывал тяжелый золотой торквес, запястья сжимали золотые браслеты, а на груди сверкала покрытая эмалью брошь с изображением медведя — символа Артура. Эйллеанн двигалась грациозно, говорила мало и покровительственно поглядывала на Артура. Я решил, что она должна быть королевой или по меньшей мере принцессой. Но эта царственная женщина почему-то разносила чаши с едой и фляги с медом, как обычная служанка.
— Эйллеанн — рабыня, парнишка, — сказал Морфанс Уродливый, сидевший на корточках напротив меня.
— Чья рабыня? — не понял я.
— Артура, — сказал он, швырнув одной из собак обглоданную кость. — И его любовница. Рабыня и любовница. — Он рыгнул и сделал большой глоток из рога. — Ее дал ему шурин, король Будик. А вон там ее дети-близнецы.
Он дернул сальной бородой в сторону дальнего угла зала, где сидели на корточках с мисками еды два угрюмых мальчика лет девяти.
— Сыновья Артура? — спросил я.
— А чьи же? — хмыкнул Морфанс. — Амхар и Лохольт, так они зовутся. Отец их обожает. Ничего не жалеет для этих маленьких бастардов, а они именно бастарды, парнишка. Настоящие никчемные маленькие бастарды.
В его голосе вдруг заклокотала настоящая ненависть.
Я оглянулся на Эйллеанн.
— Они женаты?
Морфанс грубо захохотал.
— Конечно нет! Но все эти десять лет он счастлив с нею. Однако запомни, придет тот день, когда он отошлет ее, как это сделал отец с его матерью. Артур женится на особе королевской крови. Так приходится поступать мужчинам, подобным Артуру. Они должны хорошо жениться. Не то что я или ты, парень. Мы можем жениться на ком заблагорассудится, если только это не королева.
За стенами зала в ночи пронзительно закричала женщина. Кажется, Лэдвис обучали ее новым обязанностям. Овейн усмехнулся и вышел из зала. Из всех сидевших в зале только Нимуэ, по-моему, услышала в крике Лэдвис страдание. Ее замкнутое, горестное лицо с тугой повязкой на глазу вдруг осветилось злорадной улыбкой. Она словно представляла, какие мучения приносит этот вопль Гундлеусу. Ни капли жалости и прощения не было в Нимуэ. Она уже просила у Артура и Овейна разрешения убить Гундлеуса своими руками, но ей было отказано. И все же, пока жива Нимуэ, страх будет преследовать Гундлеуса.
На следующий день Артур с отрядом всадников отправился в Инис Видрин и вечером, по возвращении, рассказал, что поселение Мерлина было сожжено дотла. Всадники привели с собой безумного Пеллинора и Друидана, который сумел хорошо укрыться в служебных пристройках у монахов священного терновника. Артур объявил намерение восстановить дом Мерлина. Гвилиддин был назначен королевским строителем Мордреда, и ему поручили валить деревья на восстановление строений Тора. Пеллинора заперли в пустом каменном складе рядом с римской виллой в Линдинисе, самом ближнем к Кар Кадарну поселении. Все организовывал Артур. Он всегда был неугомонным, ненавидел праздность и в эти дни работал с рассвета до полной темноты. Однажды утром я застал его борющимся с огромным листом свинца.
— Ну-ка помоги мне, Дерфель! — позвал он.
Я был польщен, что он запомнил мое имя, и поспешил помочь ему справиться с непосильной тяжестью.
— Редкая вещь! — весело произнес Артур.
Он был обнажен до пояса, кожа его покрылась темными пятнами от прикосновений свинца. Артур собирался разрезать лист на полосы и выложить ими каменный водосточный желоб, по которому когда-то вода из источника текла во внутренние покои виллы.
— Римляне, уходя, забрали с собой весь свинец, — пояснил он, — и поэтому водопроводы разрушены. Нам надо вновь наладить работу в рудниках, заново возвести мосты, прорыть шлюзы и сообразить, как заставить саксов убраться назад, к себе домой. Работы здесь на всю человеческую жизнь, как ты думаешь?
— Да, лорд, — смущенно буркнул я и осторожно поинтересовался, зачем военачальнику заниматься починкой водопроводов. Днем должен был собраться совет, и я думал, что у Артура хватает забот с государственными делами, а он, казалось, больше всего на свете озабочен возней со свинцовым листом.
— Ты когда-нибудь резал свинец ножом? — спросил он. — Я хочу научиться этому. Знал ли ты, например, что ствол дерева, если его используешь как колонну, всегда нужно ставить толстым концом вверх?
— Нет, лорд.
— Видишь ли, в таком случае сырость не поднимается по колонне вверх и она не гниет. Вот такое знание мне по душе. Хорошее знание. От него мир начинает работать. — Он подмигнул мне и неожиданно спросил: — А как тебе нравится Овейн?
— Он хорош для меня, лорд, — сказал я, смущенный таким прямым вопросом.
— Он должен быть хорош с тобой, — нажал на последнее слово Артур. — Каждый военачальник зависит от того, какие у него люди.
— Но я предпочел бы служить тебе, лорд, — выпалил я с юношеской неосмотрительностью.
Он улыбнулся.
— Будешь, Дерфель, будешь. Со временем.
Он опять склонился над листом. Вдруг из убогого строения неподалеку донесся дикий вой. Это выл запертый Пеллинор. Артур выпрямился.
— Овейн говорит, что надо отослать беднягу Пелла на Остров Смерти. — Артур имел в виду остров, на который отсылали буйных сумасшедших. — Что ты думаешь об этом?
Запинаясь, я сказал, что Мерлин любил Пеллинора и хотел, чтобы тот оставался среди живых, а желания Мерлина, считал я, надо уважать. Артур слушал серьезно и даже, казалось, был благодарен мне за совет.
— Что ж, тогда Пеллинор может остаться здесь, — сказал он. — А теперь берись за другой конец. Поднимай!
На следующий день Линдинис опустел. Моргана и Нимуэ вернулись в Инис Видрин, намереваясь заняться восстановлением Тора. Однако Нимуэ желала теперь только одного — мести Гундлеусу, возмездия, в котором ей было отказано. Артур со своими всадниками отправился на север, чтобы усилить войско Тевдрика на границе Гвента, а я оставался с Овейном, который расположился в большом зале Кар Кадарна.
Я отныне считался воином, но этим плодоносным летом гораздо важнее было собрать урожай, поэтому на некоторое время пришлось отложить меч и идти на королевские поля помогать крестьянам жать рожь, ячмень и пшеницу. Работать нужно было серпом, его приходилось постоянно точить о брусок — деревянную чурку, которую сначала погружали в растопленное свиное сало, а потом обваливали в тонком песке, только после этого он делал грани острыми. Я был здоровым парнем, но постоянные наклоны и резкие движения руками и плечами поселили в спине постоянную ноющую боль. На Торе мне никогда не приходилось так много работать, но теперь я был уже не под крылышком Мерлина — я стал частью отряда сурового Овейна.
Мы собирали провеянное зерно и везли его на телегах с поля в Кар Кадарн и Линдинис. Солома шла на починку крыш и набивку матрасов. За время работы я отрастил первую редкую бородку, эдакую золотистую клочковатую поросль, которой, однако, был очень горд. Все дни мы проводили в изнурительной работе на полях, а я еще должен был выкраивать два часа вечером на обучение военному делу. Хьюэл выучил меня хорошо, но Овейну этого было мало. Он хотел лучшего.
— Ставлю месячное жалованье на дохлую мышь, что того силура ты рассек мечом, — сказал мне Овейн в один из тех вечеров, когда я исходил потом на крепостном валу Кар Кадарна после схватки на палках с воином по имени Мэпон. — Просто саданул сплеча.
