Я подтвердил, что и на самом деле рубанул мечом, как топором. Овейн рассмеялся и вытащил свой меч.
— Используй всегда только острие, мой мальчик. Оно убивает быстрей, — сказал он и сделал выпад в мою сторону.
Я отчаянно отбивался.
— Почему, скажи мне, у римлян короткие мечи? — спросил Овейн.
— Не знаю, лорд.
— Потому что короткий меч вонзается лучше, чем длинный.
Овейн отпрянул назад и внезапно сделал выпад, готовый вонзить меч мне в грудь. Я кое-как успел отбить его клинок палкой. Овейн усмехнулся.
— Ты быстрый. Это хорошо. Тебе все будет удаваться, малыш, если будешь чуть осмотрительнее. — Он вложил меч в ножны. — Итак, что ты думаешь об Артуре, парень? — неожиданно спросил Овейн.
— Мне он нравится.
Я был так же смущен, как и тогда, отвечая на подобный вопрос Артура.
Огромная косматая голова Овейна повернулась ко мне.
— Ага, он неплох, — пробормотал он. — Артур мне всегда нравился. Все любят Артура, но только боги ведают, знает ли кто-нибудь его до донышка. Разве что Мерлин. Ты думаешь, Мерлин жив?
— Я знаю, что он жив! — порывисто воскликнул я, ничего на самом деле не зная.
— Хорошо, — кивнул Овейн.
Я прибыл с Тора, и Овейн полагал, что у меня есть волшебное знание, недоступное другим людям. Вдобавок среди его воинов распространилась весть о том, что я избежал ямы смерти друида, и это убеждало их, будто я нахожусь под покровительством богов.
— Мне нравится Мерлин, — продолжал Овейн, — хотя он и отдал этот меч Артуру.
— Каледфолх? — спросил я, назвав Экскалибур правильным именем.
— Ты не знал? — изумленно поднял брови Овейн.
Он явно расслышал в моем голосе удивление, ибо и на самом деле Мерлин никогда не говорил мне, что сделал Артуру такой щедрый подарок. Он иногда толковал об Артуре, но знал его лишь то короткое время, которое тот провел при дворе Утера. Мерлин всегда говорил чуть снисходительно, как будто Артур был прилежным, но слишком медлительным и непонятливым учеником, чьи будущие великие подвиги превышали все ожидания. Но известие о том, что Мерлин дал Артуру знаменитый меч, вдруг высветило совсем иное его отношение к своему питомцу.
— Каледвулх, — поправил меня Овейн, — был выкован в Потустороннем мире Гофанноном. — Гофаннон был богом кузнечного дела. — Мерлин нашел его в Ирландии, — продолжал Овейн, — где меч назывался Кадалхольг. Он выиграл его у друида в состязании толкования снов. Ирландские друиды утверждают, будто тот, кто обладает Кадалхольгом, оказавшись в беде, может ткнуть меч в землю, тогда Гофаннон покинет Потусторонний мир и придет ему на помощь. — Он с почтительным изумлением покачал головой. — Скажи мне, почему Мерлин сделал такой подарок именно Артуру?
— А почему бы и нет? — осторожно спросил я, потому что уловил в голосе Овейна затаенную ревность.
— Потому что Артур не верит в богов, — уверенно проговорил Овейн. — Он не верит даже в этого непонятного Бога, которому поклоняются христиане. Насколько я могу судить, Артур не верит ни во что, кроме своих больших лошадей. А лошади, малыш, на войне не нужны. Разве только разведчикам.
— Но почему?.. — начал было я.
— Потому, — Овейн словно угадал, о чем я хочу спросить, — что лошади нужны лишь для того, чтобы сломать вражескую стену щитов. Но если враг стоит твердо, лошадь только помеха. Боги станут помогать Артуру, коли он попытается побиться пешим, одетым в эти чешуйчатые рыбьи доспехи. Единственный металл, который нужен воину, — это меч и кусок железа на конце копья. Остальное — просто лишний груз, малыш. — Он глянул вниз на огороженное пространство форта, где к забору, окружавшему тюрьму Гундлеуса, была прикована Лэдвис. — Артур не останется здесь надолго, — уверенно проговорил он. — Одна неудача — и он поспешит убраться в Арморику, где только и можно удивить большими лошадьми, тяжелыми латами и волшебными мечами.
Он вдруг ожесточенно сплюнул, и я с огорчением понял, насколько далеко зашло соперничество между этими людьми. Я любил обоих. Овейн улыбался, глядя на страдания Лэдвис.
— Она верная сука, тут не поспоришь, — хмыкнул гигант. — Но я ее все же сломаю. Это твоя женщина?
Овейн кивнул в сторону Линет, которая как раз проносила мимо кожаный мешок с водой.
— Да, — сказал я и покраснел от этого признания. Линет, как и моя пробившаяся борода, была моим знаком возмужания, и оба эти достоинства меня еще смущали. Линет решила остаться со мной, а не возвращаться в Инис Видрин вместе с Нимуэ. Я все еще не мог освоиться с новым своим положением, а для Линет все было ясно. Она вошла в мою хижину, подмела, заслонила вход ивовым плетнем и как ни в чем не бывало завела доверительный разговор о нашем совместном будущем. С Нимуэ, правда, жить было невозможно. После того как ее изнасиловали, Нимуэ ни с кем не разговаривала, любую попытку начать беседу встречала враждебной замкнутостью. Моргана залечила кровоточащую глазницу, а тот же самый кузнец, что ковал маску для Морганы, предложил взамен вырванного глаза сделать золотой шарик. Линет, как и все остальные, стала побаиваться эту новую, злобную и угрюмую Нимуэ.
— Хорошенькая девочка, — пробормотал Овейн. Он порылся в кармане куртки и вынул маленькое золотое колечко. — Отдай ей.
Я, запинаясь, поблагодарил его. Считалось, что военачальники должны одаривать своих воинов, но для меня, которому еще предстояло драться и доказать свое умение, золотое колечко было слишком щедрым подарком. Некоторые мужчины не гнушались украшений и носили золотые кольца, но я страстно желал получить простой железный обод, какие заслуженные воины выковывали из наконечников копий поверженных врагов. Овейн носил в бороде множество таких колец, а его пальцы тяжелили почерневшие от времени трофеи. Артур, как я заметил, колец вообще не носил.
Свой собственный урожай вокруг Кар Кадарна мы убрали и отправились кружить по всей Думнонии, собирая налоги и оброк. Мы наведывались к зависимым королям и вождям в сопровождении чиновника из сокровищницы Мордреда, который подсчитывал доходы.
Меня удивляло, что Овейн, этот неукротимый боец, всегда рвавшийся в битву, не пошел на Дурокобривис, не вернулся в Гвент, а вместо этого занялся скучной работой по сбору налогов. Однако, как я узнал позднее, налог для Овейна был гораздо важней любого убитого или взятого в плен сакса. Для мужчин, которые не желали заниматься черным трудом, налоги становились самым лучшим и верным источником дохода.
В каждой усадьбе толковали о плохом урожае и старались снизить налог. Овейн набивал свой собственный кошелек взятками, полученными в обмен на подложные документы. Он был настолько незамысловат, что и не старался скрывать это.
— Утер не позволил бы проделывать подобные штуки, — сказал мне Овейн, когда мы шли вдоль южного берега в сторону римского города Иска. — Старый бастард был хитрецом и всегда точно знал, что ему причитается. Но что знает Мордред, этот младенец?
Он посмотрел налево. Мы двигались по плоской голой вершине большого холма, на юге мерцало пустынное море, и сильный ветер гнал по свинцовым волнам белые полосы. На востоке, где тянулся узкий галечный берег, темной стеной вздымался каменный мыс, о него разбивались, превращаясь в пенистый кружевной воротник, высокие волны. Мыс соединялся с материком лишь узкой дамбой, возведенной из обломков камней и гальки.
— Знаешь, что это? — спросил меня Овейн, дернув подбородком в сторону мыса.
— Нет, лорд.
— Остров Смерти, — сказал он и сплюнул на всякий случай, чтобы отвратить напасть, а я остановился и уставился на ужасное место, вместилище думнонийских кошмаров.
Мыс был островом безумцев, подобных Пеллинору, необузданных сумасшедших с яростными душами, они считались мертвецами с того момента, как пересекали охраняемую дамбу. Остров был под опекой Кром Даба, темного хромого бога, и поговаривали, что Пещера Круахана, вход в Потусторонний мир, находилась
