объяснить различную длину. ДНК оказалась бы одинаковой, будь у вас материал для анализа.
У однояйцевых близнецов ДНК была идентичной, разные только отпечатки пальцев.
– Доктор Скарпетта, – произнес Кун, – все, что я могу сказать, – визуально волосы, снятые с 'человека в контейнере', одинаковые – другими словами, у них сходная морфология.
– Ну, волосы, снятые с женщины, визуально тоже одинаковые.
– Среди них есть короткие, словно обрезанные?
– Нет, – ответила я.
– Простите, но мне больше нечего вам сказать.
– Поверьте, Джейми, вы рассказали мне достаточно много. Я просто не знаю, что это означает.
– Вы узнаете, – успокоил меня Кун. – Мы напишем отчет по ним.
Следующей я посетила лабораторию трасологии и даже не побеспокоилась поздороваться с Ларри Познером. Он рассматривал что-то в микроскоп, который, наверное, был четче сфокусирован, чем его взгляд, когда он взглянул на меня.
– Ларри, – начала я, – все летит к черту.
– Как всегда.
– Что насчет нашего неопознанного мужчины? Есть новости? – спросила я. – Мне они нужны, так как я в растерянности.
– Слава Богу. Думал, вы зашли спросить о той женщине, которая лежит внизу, – вздохнул он. – А уж я собирался сообщить, что она не Меркурий с крылышками на ногах.
– Между этими делами, возможно, существует связь, Ларри. Те же странные волосы найдены на обоих телах. Человеческие волосы.
Познер погрузился в размышления.
– Не понимаю, – наконец произнес он. – Не хочется огорчать вас, но у меня нет ничего существенного.
– А несущественное?
– Начнем с образцов грунта из контейнера. М ПС выдала обычные результаты, – сказал он, имея в виду микроскопию в поляризованном свете. – Кварцевый песок, тонкозернистая кремнистая порода и такие элементы, как железо и алюминий. Много мусора. Осколки цветного стекла, овощные отходы, шерсть грызунов. Можно только удивляться, сколько дерьма находится в таком контейнере. Везде встречаются диатомы, то есть микроскопические диатомовые водоросли. Но при исследовании мусора, собранного со дна контейнера, и образцов с поверхности тела и верхней одежды я обнаружил одну странность. Это смесь морских и пресноводных диатом.
– Логично, если корабль отчалил из Шельды в Антверпене, а потом шел по морю, – заметила я.
– А как насчет внутренней поверхности одежды? Там исключительно пресноводные диатомы. Я этого не понимаю, если только человек не мыл ботинки и не стирал джинсы, носки и даже нижнее белье в реке или в озере. А одежду от Армани и ботинки из крокодиловой кожи вряд ли будут полоскать в речной воде или в них плавать. Кроме того, пресноводные водоросли найдены на коже, что очень странно. Смесь морских и пресноводных водорослей на верхней одежде в данном случае можно объяснить. Когда человек ходит по порту, на одежду садятся диатомы, разносимые ветром, но они не проникают внутрь.
– Что можно сказать о позвоночных костях? – спросила я.
– Пресноводные диатомы. Объясняются, если человек утонул, возможно, в реке в Антверпене. И на его волосах только пресноводные водоросли без примеси морских.
Познер потер уставшие глаза.
– Сколько ни думаю, никак не могу найти решения. Разные диатомовые водоросли, странные детские волоски и позвоночная кость. Как печенье 'Орео'. На одной стороне шоколад, на другой ваниль, с шоколадом и ванилью в середине и с ложкой ванили наверху.
– Избавь меня от аналогий, Ларри. Я без них достаточно запуталась.
– Как же вы это истолкуете?
– Могу предложить только одно объяснение.
– Давайте.
– В волосы могли попасть только пресноводные диатомы, если голова была погружена в пресную воду, – сказала я. – Например, если человека засовывают вверх ногами в бочку с водой. При этом человек не может выбраться, точно так же как младенец, упавший головой вперед в полное ведро. Вполне подойдут, например, двадцатилитровые емкости от моющих средств – они высотой по пояс и очень устойчивые. Перевернуть невозможно. Либо человека можно утопить в обычном ведре, если удерживать голову под водой.
– Теперь по ночам мне начнут сниться кошмары, – произнес Познер.
– Поезжайте домой, пока дороги снова не подмерзли, – посоветовала я.
Марино довез меня до дома, а я взяла с собой банку с формалином, так как не переставала надеяться, что заключенная в ней плоть натолкнет меня на какую-нибудь мысль. Поставлю ее на стол в кабинете и время от времени буду надевать перчатки и изучать, словно археолог, пытающийся прочитать стертые временем символы, высеченные в камне.
– Зайдешь? – спросила я Марино.
– Знаешь, мой чертов пейджер то и дело срабатывает, но я не могу разобрать, кто меня вызывает, – сказал он, выключая зажигание.
