– Доктор Скарпетта, у вас снимали отпечатки пальцев? – поинтересовался детектив, не опуская кисточку. На замке грязными разводами виднелся магнитный порошок.
– Да. Для служебного использования.
– Так и думал. Кажется, все криминалисты должны сдать отпечатки на случай, если тронут то, что не следует, – сказал он, не собираясь обижать меня, но тем не менее обидев.
– Вы слышите, что я говорю? – Я подождала, пока Макэлвейн оторвется от писанины и посмотрит на меня. – Я не желаю, чтобы это появлялось в газетах. Не хочу, чтобы каждый репортер и бог знает кто еще звонил мне домой, знал мой домашний адрес, номер карточки социального страхования, дату и место рождения, цвет кожи, пол, рост, вес, цвет глаз и фамилии ближайших родственников.
– Что-нибудь случилось недавно, о чем нам следует знать? – продолжал задавать вопросы Макэлвейн, а Батлер передала детективу ленту для снятия отпечатков.
– В среду вечером мою машину преследовал автомобиль, – неохотно ответила я и почувствовала, как на меня все посмотрели. – Похоже, моего секретаря тоже преследовали. Прошлым вечером.
Макэлвейн записал и это. Снова прозвучал звонок входной двери, и на мониторе видеокамеры, висящем на стене у холодильника, я увидела Марино.
– И не дай Бог, если прочитаю это в газетах, – предупредила я, выходя из кухни.
– Нет, мэм, мы включим это в приложение к рапорту. Он не предназначен для прессы, – донесся в спину голос Батлер.
– Черт возьми, сделай же что-нибудь, – сказала я, отперев дверь. – Кто-то пытался вломиться ко мне в дом, а теперь моя частная жизнь летит в тартарары.
Марино энергично жевал резнику и выглядел так, словно преступление совершила я, и никто другой.
– Было бы здорово, если бы ты сама рассказала мне, что к тебе пытались залезть. Тогда не пришлось бы слышать эту новость по рации, – сердито пробурчал он, бодрым шагом направляясь на звук голосов.
С меня было достаточно, и я ретировалась в свой кабинет, чтобы позвонить Мэри. На звонок ответил детский голос, потом подошла Мэри.
– Я только что узнала о том, что во вторник, пока вы были здесь, сработала сигнализация, – проговорила я.
– Прошу прощения, миссис Скарпетта, – умоляющим голосом произнесла она. – Я не знала, что делать. Я ничего не трогала. Просто пылесосила, и тут это произошло. Не могла вспомнить код, потому что очень испугалась.
– Понимаю, Мэри, – успокоила я ее. – Это меня тоже пугает. Сегодня вечером опять включилась тревога, поэтому я хорошо представляю, что вы имеете в виду. Но мне нужно, чтобы в следующий раз, если такое случится, вы обо всем рассказали.
– Полиция мне не поверила. Я в этом уверена. Я говорила, что не заходила в гараж и не могла...
– Все нормально, – перебила я.
– Я боялась, вы рассердитесь, потому что полиция... боялась, вы от меня откажетесь... Я должна была рассказать. Обещаю, такого больше не повторится.
– Не нужно бояться. В этой стране полиция вас не обидит, Мэри. Здесь она не такая, как у вас на родине. И я хочу, чтобы вы были очень осторожны, когда приходите ко мне. Всегда держите сигнализацию включенной и убедитесь, что она работает, когда уходите. Вы не заметили человека или машину, которая по той или иной причине привлекла ваше внимание?
– Я помню только, что шел дождь и было очень холодно. Я никого не видела.
– Если увидите что-нибудь подозрительное, дайте мне знать.
Глава 29
Каким-то образом приложение к рапорту о попытке взлома попало в руки прессы достаточно быстро, чтобы о нем объявили в шестичасовых 'Новостях' в субботу вечером. Журналисты начали звонить домой мне и Розе и приставать с вопросами, как нас преследовали.
У меня не было сомнений, что за утечкой информации стояла Брей. Для нее это служило маленьким развлечением в холодные унылые выходные. Разумеется, ей было все равно, что моя шестидесятичетырехлетняя секретарша жила в неохраняемом доме.
В воскресенье ближе к вечеру я сидела в гостиной. Горел камин, и я писала статью в журнал, которую давно должна была сдать и к которой у меня не лежала душа. Погода все еще оставалась отвратительной, я то и дело отвлекалась от работы. К этому времени Джо скорее всего успели перевести в клинику Виргинского медицинского колледжа, а Люси должна была перебраться в Вашингтон.
Я не знала наверняка, но в одном была уверена: Люси сердита на меня, а когда это происходило, она рвала со мной связь. Иногда это тянулось месяцами, а могло продолжаться и целый год.
Я давно не звонила ни матери, ни своей сестре Дороти, что могло показаться невежливым с моей стороны, но мне не нужен был дополнительный стресс. Наконец в этот безрадостный воскресный вечер я сдалась. Дороти не оказалось дома. Тогда я позвонила матери.
– Нет, Дороти здесь нет, – сказала мать. – Она в Ричмонде, и, возможно, ты знала бы об этом, если бы побеспокоилась о своей сестре и матери. Люси участвовала в перестрелке, а тебя нельзя застать...
– Дороти в Ричмонде? – с недоверием повторила я.
– А что ты хотела? Она же ее мать.
– Люси тоже в Ричмонде? – Эта мысль резанула меня словно скальпелем.
– Поэтому туда и отправилась ее мать. Конечно, Люси в Ричмонде.
