ГЛАВА 3
Девять дней спустя, воскресенье. С моря доносится скорбный крик корабельной сирены.
Церковные шпили пронзают нависшее над Чарльстоном низкое, серое небо. Звонит одинокий колокол, к нему присоединяются другие, переговариваясь на своем секретном языке, звучащем одинаково по всему миру. С колоколами приходит первый утренний свет, и Скарпетта начинает ходить по хозяйским апартаментам, как она с грустной иронией называет жилое помещение на втором этаже бывшего каретного сарая постройки начала девятнадцатого века. В сравнении с прежними, роскошными домами ее не столь уж далекого прошлого теперешнее жилье выглядит весьма и весьма странным отклонением.
Спальня совмещена с кабинетом, свободного места осталось мало, и она то и дело натыкается то на старинный комод, то на книжный стеллаж, то на длинный стол, накрытый черной скатертью. На столе микроскоп со слайдами, латексные перчатки, противопылевые респираторы, фотографическое оборудование и разнообразные инструменты для работы на месте преступления. Встроенных шкафов в комнате нет, только отделанные кедром платяные, и Скарпетта снимает с вешалки темно-серую юбку, серую, в белую полоску шелковую блузку и берет с полки черные туфли-лодочки на низком каблуке.
Одевшись для нелегкого по всем ожиданиям дня, она садится за стол и смотрит в сад, меняющийся в светотенях наступающего утра. Включает компьютер, открывает почту, проверяет, не прислал ли следователь Пит Марино что-то такое, что может нарушить ее планы на день. Сообщений нет, но на всякий случай Скарпетта звонит ему.
— Да, — отвечает Марино сонно. На заднем фоне незнакомый женский голос недовольно бормочет: «Черт! Что там еще?»
— Ты точно приедешь? — спрашивает она. — Вчера вечером позвонили, сказали, что доставят тело из Бофорта, и я рассчитываю на тебя. Плюс у нас та самая встреча во второй половине дня. Я оставила сообщение, но ты так и не перезвонил.
— Да.
Женщина на заднем плане снова раздраженно ворчит: «Чего ей теперь-то надо?»
— Тебе нужно быть здесь через час, — твердо говорит Скарпетта. — Выезжай немедленно, иначе его некому будет принять. Похоронное бюро Меддикса. Я даже не знаю, где это.
— Да.
— Я буду около двенадцати. Закончу с мальчиком.
Как будто случая с Дрю Мартин было мало, первый же день по возвращении из Рима принес еще одно страшное дело — убийство маленького мальчика, имени которого Кей еще не знает. Он вспоминается ей снова и снова, наверное, потому что больше вспоминать о нем некому, в самое неподходящее время, и она видит тонкое личико, худенькое тельце и каштановые кудряшки. А потом все остальное. Как он выглядел, когда она закончила. Даже после стольких лет и тысяч вскрытий Скарпетта временами ненавидит то, что ей приходится делать с мертвецами из-за того, что сделал с ними раньше кто-то другой.
— Да. — Больше Марино сказать нечего.
— Наглец и грубиян, — бормочет она, спускаясь по лестнице. — Как же мне это все осточертело!
В кухне каблучки звонко стучат по керамическим плитам, которые Скарпетта после переезда собственноручно укладывала «в елочку», проведя на четвереньках несколько дней. Она перекрасила в чисто-белый стены — ловить идущий из сада свет — и восстановила кипарисовые потолочные балки, бывшие в доме с самого начала. В кухне, самом важном помещении, приборы и оборудование из нержавеющей стали, медные кастрюли и сковородки, неизменно начищенные до блеска, разделочные доски и германское столовое серебро ручной работы, от которого не отказался бы и солидный шеф-повар. В любую минуту может появиться племянница, Люси, чему Скарпетта очень рада, но в то же время се одолевает любопытство. Люси редко звонит и еще реже приходит к ней на завтрак.
Скарпетта достает все, что нужно для омлета с сыром рикотта и белыми грибами, обжаренными в хересе и оливковом масле. Хлеба не будет, даже лепешек, которые она печет на керамической плите,
— О нет! — восклицает Скарпетта и, отложив венчик, бежит к двери.
Отключив сигнализацию, выскакивает во двор, где под окном бьется на камнях зяблик. Она бережно поднимает пташку, глаза у которой закрываются, а головка свешивается набок, тихонько приговаривая, поглаживает шелковистые перышки. Птичка пытается подняться и взлететь, но головка у нее качается и она снова падает и трепыхается. Может, и не умрет, утешает себя Скарпетта, понимая, что всего лишь обманывает саму себя. Она несет зяблика в дом. В запертом на ключ нижнем ящике кухонного стола стоит металлическая коробка, а в коробке лежит бутылочка с хлороформом.
Она сидит на каменных ступеньках и не встает, услышав отчетливый рев «феррари».
Машина сворачивает с Кинг-стрит и заезжает на общественную парковку перед домом. Вскоре во дворе появляется Люси с конвертом в руке.
— Завтрак не готов, нет даже кофе, а ты сидишь здесь, и глаза у тебя красные.
— Аллергия, — говорит Скарпетта.
— В последний раз ты жаловалась на аллергию — которой у тебя, кстати, нет, — когда о твое окно разбилась птичка. Сейчас на столе у тебя как раз грязная садовая лопатка.
Люси указывает на старый мраморный стол в саду. Рядом, под смолосемянником, свежевскопанная земля, прикрытая черепками от битой посуды.
— Зяблик.
Люси садится рядом с ней.
— Похоже, Бентон на уик-энд не приедет. Когда приезжает, в кухне у тебя всего полным-полно.
— Не смог вырваться из госпиталя.
Посреди сада — крохотный, мелкий пруд. Лепестки китайского жасмина и камелии на водной глади похожи на конфетти.
Люси подбирает сброшенный недавним дождем лист мушмулы и вертит его между пальцами.
— Надеюсь, это единственная причина. Ты прилетела из Рима с сенсационной новостью, и что изменилось? Ничего, насколько я могу судить. Он там, ты здесь. И никаких планов что-то менять, верно?
— С каких это пор ты стала таким экспертом по межличностным отношениям?
— Экспертом по отношениям, которые не складываются.
— Я уже начинаю жалеть, что вообще кому-то об этом рассказала.
— Сама попадала в подобное положение. С Джанет. Мы стали было поговаривать о том, как поженимся, когда извращенцам наконец дозволят иметь больше прав, чем собакам. И вдруг она заявляет, что не желает быть лесбиянкой. Все закончилось, еще не начавшись. И не слишком приятно.
— Не слишком приятно? А если так, что не можешь забыть и простить?
— Неумолимой должно быть мне, а не тебе. Тебя там не было. Ты понятия не имеешь, каково это — быть там. Не хочу даже говорить.
Над прудом, словно присматривая за ним, небольшая статуя ангела. Что именно она оберегает, этого Скарпетта еще не знает. Но уж точно не птиц. Может быть, вообще ничего. Она поднимается, оправляет юбку.
— Ты поэтому хотела со мной поговорить, или тебе случайно пришло в голову, что я сижу тут и горюю из-за того, что пришлось умертвить еще одну птичку?
— Я не для того позвонила тебе вчера вечером и сказала, что надо повидаться, — отвечает Люси, все еще вертя в пальцах листок.
Убранные за уши вишнево-красные, с золотисто-розовым блеском волосы сияют чистотой. На ней
