— Пусть хоть раз сама обо всем позаботится, — долдонит Шэнди. — Да пошла она в задницу!
Марино молчит и вертит в пальцах стакан. Напряжение нарастает. Он не ответил Скарпетте, не перезвонил, и теперь грудь сжимается от беспокойства. Марино думает о том, что сказала доктор Селф, и чувствует себя обманутым и униженным. Лицо горит. Большую часть последних двадцати лет Скарпетта вызывала у него ощущение собственной неполноценности, но, может быть, проблема в ней самой. Вот именно. Проблема в ней. Ей просто не нравятся мужики. Черт! И все эти годы она умышленно делала так, чтобы он думал, будто проблема в нем.
— Пусть сама обслужит последнего мертвяка. Ей все равно делать больше нечего, — нудит Шэнди.
— Ты совсем ее не знаешь. И что она делает, тоже не знаешь.
— О, я знаю о ней вполне достаточно. А вот ты будь осторожен. — Шэнди машет рукой, требуя еще выпивки. — Вечно ее защищаешь, а мне это уже на нервы действует. Не забудь, кто я в твоей жизни, а кто она.
— Ну да, мы же целую неделю вместе.
— Просто помни, малыш. Ты не на побегушках у нее. С какой стати? Получается, она только пальцами щелкнет, а ты прыгать должен? — Шэнди щелкает пальцами и смеется. — Давай! Скачи!
— Заткнись.
— Скачи! Скачи!
Она подается к нему через стол, дразня его тем, что под шелковой жилеткой.
Марино берет телефон, тянется за наушником.
— Хочешь правду? — Лифчика на Шэнди нет. — Обращается с тобой как с ничтожеством. Будто ты при ней секретарша, слуга, тряпка. Имей в виду: я не первая это сказала.
— Я никому не позволяю ноги об меня вытирать, — говорит он. — Так что еще посмотрим, кто тут ничтожество.
Марино думает о докторе Селф и представляет себя на экране телевизора.
Шэнди наклоняется, опускает руку под стол, и он видит все, что у нее под жилеткой. Ее пальцы ползут по его ноге.
— Не надо, — говорит он, томясь в ожидании, нервничая и злясь.
Через какое-то время байкеры начинают сновать туда-сюда под самыми разными предлогами, но каждого так и тянет заглянуть в вырез жилетки. Марино смотрит туда же и видит полные груди и уходящий вниз вырез. Шэнди дело знает, знает, как принять интересную позу в разговоре, чтобы собеседнику было чем заполнить воображение. От стойки к ним медленно идет здоровяк с громадным брюхом и цепью на поясе, к которой пристегнут бумажник. Направляясь в уборную, он задерживается у их столика, неспешно озирая открывающийся сверху вид. Марино начинает кипятиться.
— Не нравится? — Шэнди трется ногой о его ногу. — А по-моему, нравится. Помнишь прошлую ночку, а? Скакал как мальчишка.
— Хватит, — говорит он.
— А что такое? Напрягаю? — усмехается Шэнди. Она любит играть словами и довольна тем, как это у нее получается.
Марино убирает ее руку.
— Не сейчас.
Он нажимает кнопку.
— Это Марино, — говорит он коротко, делая вид, что разговаривает с незнакомым человеком, чтобы Шэнди не догадалась.
— Ты мне нужен, — говорит Скарпетта.
— Да. Когда?
Марино притворяется, что не знает ее, и злится, потому что байкеры едва ли не выстроились в очередь к их столу, привлеченные выставленными напоказ прелестями его роскошной черноволосой подружки.
— Как можно быстрее. Приезжай ко мне домой.
Голос Скарпетты звучит в наушнике, тон его непривычен, и Марино уже чувствует ее ярость как приближающуюся бурю. Теперь сомнений уже нет — она увидела письма.
Шэнди вопросительно смотрит на него.
— Да, наверное. — Марино разыгрывает раздражение, бросает взгляд на часы. — Буду через полчаса. — Он дает отбой и поворачивается к Шэнди: — Мертвеца везут.
Она смотрит ему в глаза, пытаясь прочитать там правду, словно что-то подсказывает ей, что он врет.
— Какое бюро? — Она откидывается на спинку стула.
— Меддикс. Опять. Что за псих! Должно быть, не вылезает из своего катафалка. Так и разъезжает на нем с утра до вечера. Знаешь, есть адвокаты-стервятники, а этот — гробовщик-стервятник.
— Вот черт, — рассеянно говорит Шэнди. Внимание ее уже привлек парень с ярко-огненной косынкой на голове и в сапогах на низком каблуке. Не глядя на них, он проходит мимо и направляется к банкомату.
Марино заметил парня еще раньше, когда они только приехали. Раньше он его не видел. Незнакомец получает из автомата жалкие пять баксов и возвращается. На его стуле дремлет, свернувшись, собачонка. За все время хозяин не только не приласкал беднягу ни разу, но даже не угостил ничем.
— Не понимаю, почему всем должен заниматься ты, — заводит старую песню Шэнди, но голос у нее другой, более спокойный, холодный, словно тронутый первым заморозком злости. — Ты же столько знаешь, у тебя такой опыт. Ты был настоящим копом. Не она должна командовать тобой, а ты ею. И не ее племянница-лесбиянка. — Последним кусочком хлеба она подбирает с тарелки остатки белого соуса. — Эта шефиня вроде как превратила тебя в человека-невидимку.
— Не надо о Люси так. Ты ни хрена про нее не знаешь.
— А тут и знать ничего не надо — и так все ясно. Можешь не рассказывать. В этом баре каждому известно, на каком седле она катается.
— Помолчи. — Марино сердито допивает бурбон. — И Люси своим поганым языком не трогай. Мы с ней давно знакомы, еще когда она в школу ходила. Это я ее всему учил — и баранку держать, и стрелять. Так что гадости про нее слушать не желаю. Усекла? — Хочется выпить, но он знает, что не должен, потому что уже пропустил три бурбона. Прикуривает две сигареты — себе и Шэнди. — Еще посмотрим, кто тут невидимка.
— Правду не объедешь. Все же было в порядке, пока она не стала таскать тебя за собой повсюду. Вот чего ты за ней тягаешься? Хотя секрет невелик. Я-то знаю почему. — Она бросает на него взгляд, который, наверно, должен пришпилить его к стулу, и выпускает струю дыма. — Думал, она тебя захочет.
— Может, пришло время сменить обстановку, — говорит Марино. — Уехать в большой город.
— Вдвоем, ты да я? — Она выпускает еще дыму.
— Как насчет Нью-Йорка?
— В гребаном Нью-Йорке на чоппере не погоняешь. Нет, к заносчивым янки я не поеду, а там их что пчел в улье.
Марино смотрит на нее с откровенным вожделением, опускает руку под стол и поглаживает ее бедро, потому что боится ее потерять. В этом баре Шэнди Снук хотят все и каждый, но она выбрала его. Он гладит ее по бедру и думает о том, что скажет Скарпетта. Письма доктора Селф она уже прочитала. Может, теперь наконец поняла, что он собой представляет и какого мнения о нем другие женщины.
— Поехали к тебе, — предлагает Шэнди.
— А почему мы никогда не бываем у тебя? Боишься показаться со мной? Может, потому что живешь с богатенькими и я для тебя недостаточно хорош?
— Надо решить, собираюсь ли я содержать тебя. Мне, видишь ли, не по душе рабство. Она загоняет тебя на работе до смерти, как раба, а я о рабах знаю все. Мой прадедушка был рабом. А вот папаша — нет. Ему никто не указывал, что делать.
Марино поднимает пустой пластиковый стаканчик и улыбается Джесс — та сегодня выглядит просто потрясно в облегающих джинсах и узеньком топике. Та приносит еще бутылку эля и ставит перед ним.
