— Он находился в Риме, когда убили Дрю Мартин. Потом вернулся в Чарльстон. Нам известно, что он побывал на острове Хилтон-Хед.
— Что я могу сказать? Ванна на фотографии — это ванна в моей квартире на пьяцца Навона. Только вы тогда не знали, что я живу на пьяцца Навона. Если бы знали, наверное, обратили бы внимание, что это недалеко от строительного участка, где нашли тело Дрю. Наверное, заметили бы, что я езжу на черной «ланчии». Вероятно, он убил ее в моей квартире, а потом отвез на стройку в моей машине. Это всего лишь в квартале от дома, где я живу. Наверное, было бы лучше, если бы он убил меня той каменной стопой. То, что он сделал, чудовищно, отвратительно. Но что вы хотите от сына Мэрилин…
— Он и ваш сын.
— Он американский гражданин, не пожелавший идти в университет, но отправившийся фотографом на эту мерзкую войну. Там, в Ираке, его и ранили. В ногу. А скорее он сделал это сам после того, как пристрелил раненого друга. Освободил от страданий. В общем, если до Ирака я бы диагностировал его как психически неуравновешенного, то после возвращения его было не узнать. Признаю, я не был примерным отцом. Я посылал ему все, что он требовал: инструменты, батарейки, медицинские средства. Но когда он вернулся, я к нему не поехал. Мне было все равно, что с ним станет.
— Где он?
— Когда он записался в армию, я умыл руки. Он ничего не достиг и ни к чему не стремился. И это после того, как я пожертвовал для него столь многим, хотя, конечно, Мэрилин будет утверждать обратное. Вы только подумайте. Я сберег ему жизнь — ведь церковь называет аборт убийством, — и посмотрите, что он делает. Убивает. Лишает жизни других. Он убивал людей в Ираке, потому что такая у него была работа, и теперь убивает их здесь, потому что обезумел.
— А его сын?
— Это все Мэрилин и ее модели. Выстраивает модели и живет по ним. Когда-то я сказал, чтобы она сохранила нашего ребенка. Потом уже она сама настояла, чтобы мать сохранила нашего внука. Наверное, это было ошибкой. Наш сын не годится в отцы, даже если очень любит своего ребенка.
— Его ребенок мертв, — говорит Бентон. — Заморен голодом и забит до смерти, а потом брошен на болоте.
— Мне горько это слышать. Я никогда его не видел.
— Вы такой сострадательный, Пауло. Где ваш сын?
— Не знаю.
— Поймите, это очень серьезно. Вы ведь не хотите в тюрьму?
— Когда мы встретились в последний раз, я сказал ему — на улице, где чувствовал себя в безопасности, — что не желаю больше его видеть. У стройплощадки, где нашли тело Дрю, толпились туристы. Было много цветов и игрушек. Я сказал, чтобы он убирался и не возвращался, и пригрозил в противном случае заявить в полицию. Я убрал все в квартире. Избавился от машины. А потом позвонил Отто и предложил помощь в расследовании, чтобы выяснить, что известно полиции.
— Я не верю, что вы не знаете, где он. Не верю, что вам неизвестно, где он живет или, точнее, скрывается. Мне бы не хотелось обращаться к вашей жене — полагаю, она вообще ни о чем не догадывается.
— Пожалуйста, не втягивайте во все это мою жену. Она здесь ни при чем.
— Может быть, вам известно что-то о матери вашего внука? Она с ним?
— Та же история, что и у нас с Мэрилин. Порой за радость секса приходится платить всю жизнь. Женщины… Они ведь беременеют не просто так, а с расчетом. Чтобы привязать мужчину к себе. Странное дело. Они рожают, а потом не хотят ребенка, потому что на самом деле им нужны были вы.
— Я не об этом спросил.
— С ней я не встречался. Мэрилин говорила, что ее зовут то ли Сэнди, то ли Шэнди и что она шлюха. Да еще и глупа в придачу.
— Ваш сын с ней?
— У них был общий ребенок. Вот и все. Та же история. Грехи отца. События повторяются. Теперь я могу со всей искренностью сказать: лучше бы мой сын не родился.
— Мэрилин, очевидно, знает Шэнди. И это ведет меня к Марино.
— Его я не знаю.
Бентон рассказывает. Все. Кроме того, что Марино сделал со Скарпеттой.
— Хотите услышать мой анализ? Основываясь на том, что я знаю о Мэрилин, и на том, что услышал от вас сейчас, осмелюсь предположить, что Марино совершил очень большую ошибку, отправив Мэрилин письмо. Оно открыло перед ней возможности, не имевшие ничего общего с тем, из-за чего она оказалась в клинике. Теперь у Мэрилин появился шанс посчитаться с той единственной, к кому питает искреннюю ненависть. Я имею в виду Кей. Лучший способ отомстить — мучить тех, кого она любит.
— Полагаете, она навела Шэнди на Марино?
— Это лишь моя догадка. Но, думаю, Шэнди заинтересовалась им и подругой причине. Мэрилин не знала о нем. Если бы знала, рассказала бы. Ей бы такое не понравилось.
— Да, по части сострадания вы друг друга стоите. Между прочим, она здесь.
— Вы имеете в виду — в Нью-Йорке?
— Я имею в виду — в Чарльстоне. Я получил анонимное электронное письмо с информацией, обсуждать которую не хочу, и проследил IP-адрес до отеля «Чарльстон плейс». Угадайте, кто там остановился?..
— Предупреждаю, будьте с ней поосторожнее. Об Уилле она не знает.
— Уилл?
— Уилл Рэмбо. Когда Мэрилин стала набирать популярность, он сменил имя с Уилларда Селфа на Уилла Рэмбо. Рэмбо — вполне милая шведская фамилия. А на киношного Рэмбо он совсем не похож, и в этом, возможно, одна из его проблем. Он довольно мелкого телосложения. Приятный парень, но мелковат.
— По-вашему, получая сообщения от Сэндмена, она не знала, что пишет собственный сын?
— Не знала. И, насколько мне известно, до сих пор не знает. Впрочем, кто скажет, какие мысли блуждают в лабиринтах ее мозга? Когда ее приняли в клинику, она рассказала о письме и фотографии Дрю Мартин…
— Рассказала?
— Конечно.
Не будь они разделены тысячами миль, Бентон бросил бы телефон и вцепился ему в горло. Место Марони в тюрьме. Или в аду.
— Оглядываясь в прошлое, я вижу все с трагической ясностью. Конечно, подозрения появились давно, но с ней я ими не делился. С самого начала, когда она направила его мне, Уилл знал, что из этого получится. Он ее подставил. Разумеется, у него был ее электронный адрес. Мэрилин часто дает его случайным людям, которым не может уделить время. Он начал посылать свои странные, эксцентричные сообщения, зная, что заинтересует, привлечет ее внимание. Они ведь оба больные, и Уилл прекрасно понимает Мэрилин. Зная, что она сообщила мне о нем, он позвонил в мой римский офис, и в результате мы встретились. Не в клинике, а за обедом, в моей квартире. Меня беспокоило состояние его психического здоровья, но я и подумать не мог, что он кого-то убил. И когда услышал об убитой возле Бари туристке, не поверил.
— На его счету еще и изнасилование. Туристки в Венеции.
— Я не удивлен. Предположу, что это случилось уже после войны. Она сильно изменила его к худшему.
— Итак, он ваш сын и пациентом никогда не был, а записи…
— Записи я сфабриковал. Думал, вы догадаетесь.
— Почему?
— Хотел, чтобы вы сами нашли Уилла, потому что я не смог бы выдать сына полиции. Хотел, чтобы мы поговорили, чтобы вы узнали все, что нужно. Вот и поговорили.
— Пауло, если мы не найдем его в ближайшее время, он убьет еще кого-нибудь. Уверен, вы можете помочь. У вас есть его фотография?
