нам не помешает.
Шарпу вспомнилась Тереза. Может, адрадосская заварушка сведёт их вместе на Рождество? От этой мысли потеплело на душе. Нэн забрал у стрелка послание Веллингтона и посерьёзнел:
– Хотя гверильясам тоже веры нет, пока испанцы верят в то, что англичане разграбили мирную деревню и осквернили храм. Нам нужна новая проповедь, джентльмены, проповедь, рассказывающая, как англичане нашли виновных в резне скотов и жестоко наказали!
Генерал сложил письмо Уэлсли и вновь обратился к Шарпу:
– Скотам на размышление вы отвели срок до первого января?
– Отвел, сэр.
– Выпустите им кишки неделей раньше. Конечно, с одной стороны, вы не сдержите слово; но ведь с другой – они сами виноваты: в вопросах, касающихся жизни, нечего тянуть до последнего!
– Точно, сэр.
Нэн выглянул в окно. Дождь прекратился, а в тучах наметился просвет, сквозь который виднелось ярко-лазурное небо. Шотландец довольно прищурился:
– Удачной охоты, джентльмены! Крайне удачной!
Глава 7
Внешностью капитан стрелков обладал самой злодейской. Один глаз отсутствовал, впадину прикрывала чёрная повязка с зелёной каймой. От правого уха мало что осталось. Два передних зуба были вставными.
Он вытянулся перед Шарпом, отдал честь и деловито, с ноткой независимости, представился:
– Капитан Фредериксон, сэр.
Капитан Фредериксон напомнил Шарпу драчливого уличного кота: битый, поджарый, опасный.
Его товарищ, дородный и не такой самоуверенный, улыбался, докладывая:
– Кросс, сэр. Капитан Кросс.
Капитан Кросс хотел понравиться Шарпу, капитан Фредериксон мысленно посылал Шарпа к чёрту.
Шарп неожиданно обнаружил, что волнуется. Так же, как Кросс желал произвести впечатление на Шарпа, так и Шарп жаждал заслужить расположение людей, попавших под его командование. Почему-то ему казалось, что за сердечным, дружелюбным, разумным и участливым начальником подчинённые последуют охотнее. Опыт же подсказывал: сердечность – плохой источник верности.
– Что вас так развеселило, капитан?
– Сэр? – Кросс растерянно оглянулся на Фредериксона, но поддержки не получил. Улыбка погасла.
Этих парней Шарпу предстояло вести к Вратам Господа, а там, в кровавой сумятице ночного штурма, не будет места ни сердечности, ни дружелюбию, только приказы – чётко сформулированные и беспрекословно исполненные. А преданность… Её рождает уважение.
– Сколько у вас народу?
Первым, естественно, отозвался Фредериксон:
– Семьдесят девять, сэр. Четыре сержанта. Лейтенантов двое.
– Боеприпасы?
– Восемьдесят зарядов на ствол, сэр.
Ответ был слишком быстрым, чтобы быть правдой. Британский порох славился во всём мире, и солдаты порой зарабатывали пару пенсов на стороне, продавая заряды местным жителям. Фредериксон как бы давал понять Шарпу: я доверяю моим стрелкам, а ты не суй нос не в своё дело!
– Капитан Кросс?
– Пятьдесят восемь человек, сэр, с четырьмя сержантами и лейтенантом.
Шарп окинул взглядом обе роты, построенные на площади Френады. Запылённые, уставшие после долгого перехода от Коа; ждущие команды, чтобы, наконец, разойтись по определённым для постоя домам, согреться и поесть. Полдюжины офицерских лошадей перетопывали копытами. За неимением часов Шарп сверился со светилом. Около трёх.
– Патронов понадобится больше. Я объясню, куда вашим сержантам за ними сходить. Выступаем сразу. Через пятнадцать километров располагаемся на ночлег. Всех коней оставить здесь.
Увалень Кросс удивлённо присвистнул. Шарп недобро поинтересовался:
– Что-то неясно, капитан?
– Нет-нет, сэр. Всё в порядке, сэр.
Фредериксон ухмыльнулся.
Ночевать устроились под открытым небом, для защиты от ветра соорудив из веток подобия шалашей. Положенным армии огромным, так называемым «фландрским» котлам требовался мул для перевозки и целое дерево для нагрева, поэтому Лёгкие роты старались от них избавиться. Взамен в ход шли трофейные котелки, снимаемые с убитых французов вместе с удобными прочными ранцами телячьей кожи. Три десятка костерков пылали во мгле. Кроме ребят Кросса и Фредериксона здесь была и рота Шарпа. Впрочем, рота – громко сказано. 1812 год дорого обошёлся Южно-Эссекскому. Лейтенант Прайс, три сержанта, двадцать восемь рядовых – вот и все застрельщики полка. Из них девятеро, не считая Харпера, стрелков из 95-го, которых Шарп вывел из Коруньи около четырёх лет назад. Прайс, гревшийся у костра, поёжился и спросил:
– В монастырь вы нас не берёте, сэр?
– Ты же в красном, Гарри.
– Ну и что, сэр, ничего не случится.
– Ничего не случится, – согласился Шарп, выкатывая ножом из огня печёный каштан, – потому что вы с нами не пойдёте. Да ты не переживай. С утра в Рождество настреляешься.
– Да, сэр. – уныло поддакнул Прайс, но, не в силах долго оставаться мрачным, тут же усмехнулся и кивнул на бивуачные огни:
– Прищемили вы им хвост, сэр.
Шарп рассмеялся. Двое лейтенантов без лошадей с непривычки стёрли ноги. Гордые стрелки покорились. Шарп стал для них ещё одним самодуром, лишившим их тёплой постели и заставившего спать в чистом поле. Прайс выругался, когда каштан обжёг ему пальцы:
– А ещё они сгорают от любопытства, сэр.
– От любопытства?
– Ага. Наши парни потолковали с ними. Рассказали историю или две. – лейтенант ободрал кожуру и с аппетитом зачавкал, – О том, как долго живут те, кем командует майор Шарп.
– Понятно. Наврали с три короба, да?
– В самый раз, сэр, ни больше, ни меньше. Неплохие ребята, сэр.
Неплохие ребята, 60-й полк Королевских Американских стрелков. Подразделение было сформировано в Тринадцати колониях ещё до мятежа. Тогда в полк набирали охотников и следопытов, но после потери Америки личный состав пополнялся британцами да немцами. В ротах Фредериксона и Кросса тех и других было поровну. Сам Фредериксон по отцу был германцем, а по матери – англичанином, свободно владея обоими языками. По словам всезнайки Харпера, в роте капитан Вильям Фредериксон имел неизбежное при его увечьях прозвище «Красавчик Вильям».
Лёгок на помине, Красавчик Вильям появился из тьмы и подсел к огню:
– Можно вас на пару слов, сэр?
– Слушаю.
Фредериксон помялся и осторожно спросил:
– Какой пароль, сэр?
– А вам зачем?
– Хочу вывести дозор, сэр.
Фредериксон не просил разрешения. Просить разрешения было унизительно для капитана 60-го полка. Полк не относился ни к одной из дивизий, но по необходимости его роты придавались армейским батальонам
