Как и предвидел Дюбретон, французов заперли в трёх стенах. Им оставалось два пути: обратно через насыпь или вперёд в донжон. Офицеры завопили:
– Огонь по арке!
Трижды пропел горн.
Направляющие с ракет были давно сняты, к унынию Джилиленда, и ракетчики, поджигая фитили, принялись выбрасывать тубы сквозь стрельчатые окна, бойницы, дыры в стенах вниз, во двор, до отказа заполненный французами. Непривычно куцые без палок, цилиндры в искрах и дыму падали под ноги французам. Без направляющих они не взлетали в воздух, а хаотично кружили по брусчатке, ломая ступни и пронзая тела рухнувших людей. Огонь по внутренним запалам добрался до камер и двор снова огласился визгом картечи. А ракеты падали и падали. Их шипение, взрывы смешивались с воплями пойманных в капкан французов.
Шарп быстро приказал трубачу и Харперу:
– Вниз!
У выхода из донжона их ждали две сотни фузилёров с развёрнутыми знамёнами. Горнист протрубил для ракетчиков: «Прекратить огонь!», а Шарп скомандовал красномундирникам:
– Примкнуть штыки!
Под скрежет и лязг сорокадвухсантиметровых тесаков, присоединяемых к стволам, майор извлёк из ножен собственный палаш и объявил:
– Идём до восточной стены, не дальше!
Пусть он и не смог перегрызть французам глотку, но, по крайней мере, хоть на прощанье укусит побольнее.
– Вперёд!
Битва проиграна, всё потеряно, однако враг пожалеет, что пришёл к Вратам Господа. Спустя много лет лягушатники с содроганием будут вспоминать эти дни! Палаш свистнул в руке Шарпа, скользнув по рёбрам француза. Громыхнула семистволка. Двор был заполнен дымом, горелыми цилиндрами и людьми, лежащими и бегущими. Офицер с поднятой саблей пытался повернуть солдат, спасающихся от штыков красномундирников. Шарп бросился к нему. Звякнули скрестившиеся лезвия. Ударом ноги стрелок поверг француза наземь и добил коротким уколом. Он огляделся, но враги сбежали. Двор был его. Шарп крикнул Брукеру вести фузилёров к насыпи. Над красными рядами гордо реяли знамёна, почерневшие и рваные. На миг майора захватила шальная мысль повести две сотни фузилёров за насыпь, в долину и там принять последний бой.
Козырь сыграл, и на руках остались только фоски. Голос разума нашёптывал, что самое время улепётывать. Занятые Фредериксоном, французы хватятся не сразу, а, когда хватятся, Шарпа уже и след простыл.
Слева за стеной грянул залп, и Шарп удивился: неужели враг решил пробиться через ворота?
– Присмотрите за воротами, мистер Брукер!
Где же ублюдки? Почему они медлят? Почему не идут? Может, струсив рукопашной, надумали довершить дело картечью? Шарп забрался на развалины стены.
Батальон, штурмовавший холм, драпал самым позорным образом. Шарп ухмыльнулся. Красавчик Вильям пустил им юшку.
А Красавчик Вильям брызгал слюной, бессильно грозя кулаком появившимся из-за форта солдатам в небесно-голубой форме, перехватившим французский батальон, что шёл к нему, к капитану Фредериксону!
– Мошенники! Прохиндеи!
Испанцы украли его драку!
– Сэр! – лучась от счастья, заорал Харпер, – Сэр!
Стрелки. Сотни стрелков! Зелёные куртки! Шарп не верил глазам. Он посмотрел направо. Там, на холме, были испанцы.
Победа!
– Фузилеры! Вперёд!
Обадия Хейксвелл начал действовать.
Глава 29
Золото, привезённое Шарпом и Дюбретоном, отыскалось не всё. Часть осела у рядовых дезертиров, перекочевав от них в карманы французских и английских солдат. Остальные Хейксвелл перед бегством хорошенько запрятал в том самом подземелье, где сидел теперь сам.
Хейксвелл взял из тайника ровно столько, сколько требовалось, чтобы вымостить путь на свободу и прожить пару недель, ни в чём себе не отказывая.
Рассудив по гулу битвы, что в донжоне мало красномундирников, но приступил к осуществлению своего плана.
Монета вылетела из тьмы и, отскочив от стены, запрыгала по ступенькам. Часовые, чьё внимание было занято идущей наверху схваткой, отвлеклись на звон и обомлели. Золото!
Второй кружок блеснул в свете факелов и скатился вниз. Караульный побежал за монетами. Его товарищ, завидуя удаче приятеля, выкрикнул предостережение. Целая жменя золота брызнула по камням, и часовые (которых оставалось лишь двое) отбросили осторожность и, встав на карачки, принялись собирать деньги. Много денег! Больше, чем служивый мог получить за пять лет солдатчины.
Наблюдавший за ними из мрака Хейксвелл скомандовал дезертирам:
– Давайте!
Волна дурнопахнущих, грязных, полуголых тел перехлестнула через заграждение. Один из часовых успел поднять мушкет и выстрелить. Ближайшего дезертира отбросило на баррикаду с пулей в голове, но другие растерзали караульных.
Обадия неторопливо перелез через барьер и, приказав своим оборванцам ждать, поднялся по лестнице. Чтобы золото не брякало, сумку приходилось придерживать. Хейксвелл опасливо выглянул в коридор. Людей там не было, зато у стен располагались аккуратно сложенные ранцы с шинелями и (О, чудо!) мушкеты. Отобранное у бандитов Потофе оружие зарядили, взвели и принесли сюда по указанию Шарпа на случай, если понадобится отстреливаться от следующих по пятам французов. Разведка южного пролома, так выручившего Обадию пару дней назад, не обнадёжила. Лаз охранялся двадцатью обломами. Двор, напротив, был пуст, не считая трупов и загадочных дымящихся штуковин. Прихватив по пути шинель, Обадия вернулся к своим:
– В проходе одёжки и мушкеты. Разбирайте, ребятушки, и айда за мной!
Хейксвелл не изощрялся в замыслах: проскочить двор, перемахнуть остатки восточной стены и шмыгнуть в заросли справа, а там посмотрим. С деньгами ему везде будут рады.
– Меня нельзя убить, парни. А если вы со мной, то и вас тоже.
Во дворе по-прежнему не было ни единой живой души. Смирно лежали убитые, коптили непонятные тубы. Обадия Хейксвелл очень хотел жить, и вот он – его шанс выжить. Бывший сержант хихикнул и сдул упавшую на глаза сальную прядь. Обадию Хейксвелла невозможно убить.
– За мной!
Они выбежали во двор. Голые ступни скользили в крови. Свой выбор дезертиры сделали. Бесплодные заснеженные холмы на юге лучше расстрела. Хейксвелл первым перебрался через обломки и, нырнув в колючую поросль, напоролся на испанского солдата. Не успев удивиться, откуда взялось это странное существо в шинели на голое тело, испанец машинально направил на него разряженное ружьё.
Движение спасло солдату жизнь. Уходя от чёрного зрачка дула, Хейксвелл опрометью бросился влево, на открытое пространство:
– Бежим! Бежим!
Его полуодетая орава последовать за вожаком не успела. Слева находились фузилёры со стрелками, впереди – французы. Дезертиры замешкались. Испанцы отрезали им пути бегства и окружили.
