— Что находится на западе? — спросил меня Альфред.
— Поросшая вереском возвышенность, — ответил я.
Альфред раздраженно отбросил письмо.
— Вот что, Утред, ты должен отправиться в Дефнаскир, — сказал он мне, — и выяснить, чем занимаются язычники.
— Да, мой господин, — ответил я.
А король ядовито добавил:
— Заодно тебе предоставится возможность отыскать жену и сына.
Пока шли бесконечные зимние дожди, священники нашептывали ядовитые речи в уши Альфреда, и тот достаточно охотно слушал их: саксы победят датчан, только если того пожелает Бог. А Бог, говорили священники, хочет, чтобы мы были добродетельны. А Исеулт была язычницей, и я жил с ней в грехе, в то время как у меня имелась венчанная жена. А еще на болоте шептались о том, что Исеулт стоит между Альфредом и победой. Никто не говорил об этом открыто, однако моя возлюбленная все равно чувствовала недоброжелательность окружающих. В те дни ее защищала Хильда, монахиня, христианка и жертва датчан, но многие думали, что Исеулт развращает Хильду.
Я старался не обращать внимания на злобные сплетни, пока однажды мне не рассказала о них старшая дочь Альфреда.
Этельфлэд к тому времени уже почти исполнилось семь, и она была любимицей отца. Эльсвит больше любила Эдуарда, а в те влажные зимние дни она постоянно беспокоилась о здоровье сына и новорожденной, что предоставило Этельфлэд большую свободу. Девочка частенько бегала по Этелингаэгу, где ее баловали и воины, и деревенские жители. Малышка была ярким лучиком света в те гнилые дождливые дни. Золотоволосая, улыбчивая, голубоглазая, она, казалось, не ведала страха.
Однажды я застал Этельфлэд в южном форте, где она наблюдала за дюжиной датчан, явившихся на нас посмотреть. Я велел девочке возвращаться в деревню, и она сделала вид, что послушалась, но час спустя, когда датчане ушли, я нашел ее за стеной, в одном из укрытий с крышей из дерна.
— Я надеялась, что датчане придут сюда, — сказала она.
— Неужели ты хочешь, чтобы они забрали тебя с собой?
— Нет, я хотела посмотреть, как ты их убьешь.
То был один из редких дней, когда не шел дождь. Зеленые холмы озарял солнечный свет, а я сидел на стене и, вынув из выстланных овчиной ножен Вздох Змея, острил клинок на точильном камне. Этельфлэд тоже захотелось попробовать: она положила длинный клинок на колени и, сосредоточенно нахмурившись, стала водить камнем по мечу.
— Сколько датчан ты убил? — спросила она.
— Достаточно.
— Мама говорит, ты не любишь Иисуса.
— Мы все любим Иисуса, — уклончиво ответил я.
— Если ты любишь Иисуса, — серьезно сказала малышка, — то наверняка сможешь убить еще больше датчан. Что это? — поинтересовалась она, обнаружив глубокую царапину на лезвии.
— Здесь мой меч ударился о другой меч, — пояснил я.
Это случилось в Сиппанхамме во время моего поединка со Стеапой, когда его огромный клинок глубоко врезался в металл Вздоха Змея.
— Я это исправлю, — заявила девочка и стала увлеченно работать, пытаясь загладить края царапины. — Мама говорит, что Исеулт — аглэсвиф. — Она слегка запнулась на этом слове, но потом, все- таки ухитрившись выговорить его, торжествующе улыбнулась.
Я ничего не ответил. Аглэсвиф — так назывался демон, чудовище.
— И епископ говорит то же самое, — с серьезным видом продолжала Этельфлэд. — Мне не нравится епископ.
— Вот как? А почему?
— У него слюни текут.
Она попыталась продемонстрировать, как именно, но при этом умудрилась плюнуть на Вздох Змея и стала вытирать клинок. А затем поинтересовалась:
— Так Исеулт и вправду аглэсвиф?
— Конечно нет. Она вылечила Эдуарда.
— Это сделал Иисус, а еще Иисус послал мне маленькую сестричку.
Девочка нахмурилась, потому что все ее усилия загладить царапину на клинке Вздоха Змея оказались тщетными.
— Исеулт — хорошая женщина, — сказал я.
— Она учится читать. А я уже умею читать.
— Правда?
— Ну, почти. Если Исеулт будет читать, она сможет стать христианкой. А мне бы хотелось быть аглэсвифом.
— Вот как? — удивился я. — Интересно почему?
Вместо ответа Этельфлэд зарычала на меня и согнула пальчики, изображая когти. Потом засмеялась.
— Это датчане? — спросила она, увидев, как с юга приближаются всадники.
— Это Виглаф, — ответил я.
— Он милый.
Я отослал девочку обратно в Этелингаэг на лошади Виглафа, а затем призадумался о том, что она сказала. Я гадал, в тысячный уже, наверное, раз, почему я остаюсь с христианами, которые уверены, что я оскорбление их Богу. Они называли моих богов «двоголдз», то есть фальшивыми, и считали меня Утредом Нечестивым, поскольку я не только поклонялся ложным божествам, но и жил с аглэсвифом. Однако все это меня нимало не смущало: напротив, я всячески рисовался, всегда открыто носил амулет с молотом Тора, и, кстати, в ту ночь Альфред, как всегда, вздрогнул при виде моего амулета.
Он вызвал меня в свой дом, где я нашел его согнувшимся над игральной доской: он сражался в тафл с Беоккой, у которого было больше фигурок. Тафл казался мне простой игрой: у одного игрока были король и дюжина деревянных других фигурок, а у второго — вдвое больше фигурок, но не имелось короля. По правилам полагалось передвигать фигурки по клетчатой доске, пока все фигурки одного из игроков не оказывались в окружении. У меня не хватало терпения на эту игру, но Альфред ее любил, хотя, похоже, сейчас проигрывал и потому испытал облегчение при виде меня.
— Я хочу, чтобы ты отправился в Дефнаскир, — сказал он.
— Конечно, мой господин.
— Боюсь, твой король в угрожающей ситуации, мой господин, — радостно провозгласил Беокка, указывая на доску.
— Неважно, — раздраженно ответил Альфред. — Ты отправишься в Дефнаскир, — снова повернулся он ко мне, — но Исеулт должна остаться здесь.
— Ей опять придется быть заложницей?! — возмутился я.
— Я нуждаюсь в ее снадобьях, — заявил Альфред.
— Из-за которых ее здесь считают аглэсвифом?
Король недовольно посмотрел на меня.
— Если Исеулт лечит меня, значит, она орудие в руках Бога, и с Божьей помощью она придет к истине. Кроме того, тебе придется скакать очень быстро, так что ни к чему брать с собой женщину. Ты отправишься в Дефнаскир и, как только найдешь Свейна, прикажешь Одде Младшему собрать фирд. Скажи ему, что Свейна надлежит изгнать из графства, а едва только Одда это выполнит, пусть немедленно явится сюда вместе со своим войском. Он командует моими телохранителями и должен быть здесь.
— Ты хочешь, чтобы я отдавал приказы Одде? — спросил я с насмешкой, хотя в душе был удивлен.
— Хочу. И я приказываю тебе с ним помириться.
— Да, мой господин, — ответил я.
Он почувствовал сарказм в моем тоне.
