— Наконец-то я тебя отыскал!
Король, все еще пребывавший в замешательстве, не нашелся что ответить, поэтому я шагнул вперед.
— Мы нашли его в холмах, мой господин. Он искал тебя.
— Я сбежал от Гутрума, — продолжал Этельвольд. — Хвала Господу, мне удалось сбежать от этого язычника!
Он подтолкнул свои мечи к ногам Альфреда.
— Мои мечи — теперь твои, о мой король!
Столь экстравагантная демонстрация преданности не оставила Альфреду выбора: он поднял племянника и обнял его.
Люди вокруг захлопали в ладоши, а потом Этельвольд рассказал свои новости, которые пришлись как раз кстати: Гутрум находился на марше, и вместе с ним шел Свейн Белая Лошадь. Они знали, где находится Альфред, и их войско в пять тысяч человек двигалось сюда, чтобы сразиться с нами на холмах Вилтунскира.
— Когда они будут здесь? — спросил Альфред.
— Они должны добраться до холмов завтра, мой господин, — ответил Этельвольд.
Итак, Этельвольда усадили рядом с королем и дали ему воды, что вряд ли было подходящим угощением в честь возвращения блудного принца и заставило его бросить на меня недовольный взгляд. И тут я увидел среди спутников короля Харальда, шерифа Дефнаскира.
— Ты тоже здесь? — удивленно спросил я.
— Я привел пятьсот человек, — гордо ответил он.
Мы не ожидали, что явятся новые люди из Дефнаскира и Торнсэты, но шериф Харальд привел четыреста своих воинов и еще сотню из Торнсэты.
— Там и без того хватит сил, чтобы защитить побережье от флота язычников, — сказал он, — и Одда настаивал, чтобы мы помогли сразить Гутрума.
— Как Милдрит?
— Она молится за упокой души своего бедного сына, — ответил Харальд, — и за всех нас.
После еды стали читать молитвы. Молитвы теперь были везде и всюду, и я попытался было от них сбежать, но Пирлиг меня остановил.
— Король хочет с тобой поговорить, — сказал он.
Некоторое время мне пришлось ждать, пока епископ Алевольд кончит гундосить, после чего Альфред захотел узнать, вправду ли Этельвольд убежал от датчан.
— Именно так он сказал, мой господин, — ответил я, — а я знаю только одно: мы его нашли.
— И от нас он не убежал, — добавил Пирлиг, — хотя мог бы.
— Похоже, мальчик взялся за ум, — заметил Альфред.
— Так возблагодарим же за это Господа, — заключил священник.
Альфред помолчал, глядя на тлеющие угли лагерного костра.
— Я выступал нынче вечером перед армией, — наконец сказал он.
— Я слышал об этом, мой господин, — отозвался я.
Он испытующе посмотрел на меня.
— И что именно ты слышал?
— Что ты прочел людям проповедь, мой господин.
Альфред вздрогнул, но сдержал недовольство и спросил:
— А что, интересно, они хотели услышать?
— Ну, что ты поведешь их в бой и готов умереть вместе с ними, — ответил Пирлиг.
Альфред ждал дальнейших объяснений.
— Им плевать на Блаженного Августина, — продолжал Пирлиг, — их заботит только безопасность своих близких, эти люди хотят сохранить свои земли и остаться свободными. Они хотели услышать от тебя, что мы победим. Они хотели узнать, что датчанам суждено погибнуть. Они, наконец, хотели услышать, что разбогатеют благодаря захваченной добыче.
— То есть все сводится к жадности, мести и эгоизму? — поинтересовался Альфред.
— Если бы у тебя была армия ангелов, мой господин, — ответил Пирлиг, — речи о Боге и Блаженном Августине, без сомнения, разожгли бы их пыл, но тебе придется сражаться бок о бок с простыми людьми, а чтобы вдохновить смертных, нет ничего лучше трех вышеупомянутых мотивов.
Альфред нахмурился, услышав такой совет, но не стал спорить.
— Итак, я могу доверять племяннику? — спросил он меня.
— Я не знаю, можешь ли ты доверять ему, но не знаю также и того, может ли доверять ему Гутрум. Однако Этельвольд тебя искал, мой господин, поэтому удовольствуйся этим.
— Ну что же, Утред, ты, пожалуй, прав.
Альфред пожелал нам спокойной ночи и отправился в свою жесткую походную постель.
Огни в долине гасли.
— Почему ты не сказал Альфреду правду насчет Этельвольда? — спросил я Пирлига.
— Не хотел тебя подводить, — ответил он.
— Ты славный человек.
— Да уж, сам на себя удивляюсь.
Я отправился на поиски Исеулт, после чего мы с ней улеглись спать.
На следующий день все небо на севере потемнело от туч, в то время как над нашим войском и над холмами сияло солнце.
Армия восточных саксов — в ней было теперь почти три с половиной тысячи человек — сперва двигалась вверх по течению Вилига, а потом вдоль речушки поменьше, которую мы с Пирлигом обнаружили прошлым вечером.
Мы видели на холмах датских разведчиков и знали, что они пошлют гонцов к Гутруму.
Я повел пятьдесят человек на вершину одного из таких холмов — все мы были верхом, все вооружены, со щитами и в шлемах, готовые драться, — но датские разведчики отступили. Их была всего дюжина, и они съехали с холма задолго до того, как мы добрались до вершины, где порхало множество голубых бабочек. Я глядел на север, в зловещее темное небо, наблюдая за ястребом-перепелятником: птица летела вниз, сложив крылья и нацелив на добычу когти, и я вдруг увидел в ней олицетворение нашего врага.
Армия Гутрума двигалась на юг.
И тут мне внезапно стало страшно. Клин — ужасное место. Именно там воины зарабатывают себе доброе имя, которое дорогого стоит. Настоящий воин наверняка захочет заслужить подобную честь, да и мне сейчас волей-неволей придется встать в клин, где неистовствует смерть. Я был в клине у Синуита, знал смердящий запах смерти, испытал страх за свою жизнь, познал весь ужас неистовствующих топоров, мечей и копий. Так стоит ли удивляться, что мне сейчас было страшно. А время битвы неумолимо приближалось.
Я чувствовал это приближение, потому что на низинах к северу от холмов, по зеленой ровной земле, протянувшейся далеко к Сиппанхамму, двигалась армия. Великая Армия, как датчане ее называли, языческие воины Гутрума и Свейна, настоящая орда дикарей, явившихся из-за моря.
Они казались темным пятном на равнине. Датчане двигались по полям — один конный отряд за другим, и, поскольку их авангард только что выехал на солнечный свет, казалось, будто орда эта тянется из царства теней. Копья, шлемы, кольчуги отражали свет: мириады бликов преломленных лучей, и их становилось все больше. Почти все воины были верхом.
— Иисус, Мария и Иосиф! — воскликнул Леофрик.
Стеапа просто зарычал, увидев врагов.
А Осрик, шериф Вилтунскира, перекрестился и произнес:
— Кто-то должен доложить обо всем Альфреду.
— Я поеду, — вызвался отец Пирлиг.
— Скажи ему, что язычники перешли Афен, — велел Осрик. — Скажи, что они движутся к… — он
