свою жизнь ни разу не побывал в плену у Дугласа, а кое-кому из нас даже посчастливилось сцапать самого старину Уилли и в отместку подержать пленником у себя. Но вот с бедняги Джеффри Дуглас содрал такой выкуп, что чуть ли не пустил того по миру. У него и слуг-то осталось всего ничего, десятка два, а если в кошельке найдется больше трех полупенни, я сильно удивлюсь. Пугало – бедный человек, очень бедный, но он гордый, и это делает его вдвойне опасным. Плохо иметь такого врага, очень плохо.
Лорд Аутуэйт умолк, а потом добродушно поднял руку, приветствуя группу лучников, носивших его цвета.
– Замечательные ребята, просто замечательные. Итак, мне не терпится послушать про эту битву при Вадикуре. Правда ли, что французы потоптали собственных лучников?
– Правда, милорд. Генуэзских арбалетчиков.
– Ну-ка расскажи мне, как все это было.
Лорд Аутуэйт получил от своего старшего сына письмо, в котором рассказывалось об этой битве в Пикардии, но ему очень хотелось услышать о схватке от человека, который сам, лично, стоял на том длинном зеленом склоне между селениями Вадикур и Креси. Томас поведал ему, как ближе к вечеру враг устремился в атаку и как туча добрых английских стрел, летящих вниз по склону, повергла блистательное воинство короля Франции в беспорядочное бегство, как бились и ржали кони, как кричали, падая с седел, люди. Он рассказал, как, несмотря на страшные потери, французы рвались вперед и как некоторые из них под смертоносным дождем все-таки прорвались сквозь наспех вырытые траншеи и вбитые частоколы, чтобы сойтись с англичанами лицом к лицу. Он рассказал, что к концу битвы у лучников не осталось стрел, что пальцы их были стерты в кровь, а все поле завалено трупами людей и животных и даже само небо казалось сбрызнутым кровью.
Этот рассказ занял у Томаса все время, пока они спускались по склону. Дарем уже скрылся из виду. Элеонора с отцом Хоббом шли позади, ведя кобылу, и порой вставляли собственные замечания, в то время как два десятка слуг лорда Аутуэйта ехали по обе стороны и тоже с интересом прислушивались к повествованию о битве. Рассказывал Томас хорошо, живо и, судя по всему, нравился как лорду, так и его воинам. Молодой Хуктон вообще был обаятельным малым, умевшим внушать людям симпатию, хотя у некоторых, таких как сэр Джеффри Карр, эта способность пробуждала зависть.
Сэр Джеффри обогнал их и на ходу указал на молодого лучника, как будто посылая проклятие. Томас в ответ сотворил крестное знамение. Сэр Джеффри сплюнул.
Лорд Аутуэйт бросил на Пугало сердитый взгляд и снова заговорил с Томасом по-французски:
– Я не забыл про письмо, которое показал мне твой священник, но, полагаю, ты не собираешься прямо сейчас покинуть нас и отправиться с ним в Дарем? У нас есть враги, с которыми предстоит сразиться.
– Могу я встать в строй вместе с лучниками твоей светлости? – спросил Томас.
Элеонора прошипела что-то неодобрительное, но оба мужчины оставили ее недовольство без внимания. Кивнув в знак согласия, лорд Аутуэйт жестом велел Томасу спешиться и сказал:
– Одно меня озадачивает: с чего это король, наш господин, доверил столь важное поручение столь юному человеку?
– И вдобавок столь низкого происхождения? – спросил Томас с улыбкой, зная, что на самом деле лорда Аутуэйта смущало именно это.
Его светлость рассмеялся оттого, что его раскусили.
– Ты говоришь по-французски, молодой человек, но носишь лук. Кто ты? Низкого или высокого происхождения?
– Я не принадлежу к черни, милорд, но рожден вне брака.
– А! Вот оно что!
– Кроме того, милорд, король послал меня не одного, но вместе с капелланом и с рыцарем из своей свиты. Однако в Лондоне оба они захворали, да там и остались. Ну а я продолжил путь без них, только с теми двумя спутниками, которые сейчас со мной.
– Ага. Ты продолжил путь, потому что тебе не терпелось потолковать со старым монахом. Да?
– Если он жив, да, потому что монах этот может рассказать о семье моего отца. Моей семье.
– А еще он может рассказать тебе о том сокровище, тезаурусе. Ты знаешь об этом?
– Кое-что знаю, милорд, – осторожно ответил Томас.
– Видно, потому-то король тебя и послал, а? – предположил лорд Аутуэйт, но не дал Томасу времени ответить на этот вопрос. Он подобрал поводья и заявил: – Можешь сражаться вместе с моими лучниками, юноша, но постарайся не дать врагам себя прикончить, ладно? Мне бы хотелось побольше узнать о твоем тезаурусе. Неужто это сокровище и впрямь так велико, как об этом говорится в письме?
Отведя взор от всклоченных волос лорда, Томас посмотрел наверх, где не было видно ничего, кроме одетых яркой осенней листвой деревьев да уже редевшего дыма от сгоревших хижин, и по-французски сказал:
– Если оно вообще существует, милорд, то это такое сокровище, которое охраняют ангелы и которым стремятся завладеть демоны.
– И ты тоже? За компанию с демонами? – улыбнулся Аутуэйт.
Томас ответил ему улыбкой.
– Я стремлюсь лишь к встрече с приором Дарема, милорд, чтобы отдать ему письмо епископа.
– Так тебе нужен приор Фоссор, да? – Лорд Аутуэйт кивнул в сторону группы монахов. – Он вон там. Тот, что в седле.
Его светлость указал на представительного седовласого монаха, возвышавшегося на серой кобыле посреди двух десятков пеших братьев, свиты приора. Один из них держал в руках странное знамя – клочок белой ткани, свисавший с раскрашенного шеста.
– Поговори с ним, – сказал лорд Аутуэйт, – а потом найдешь мой штандарт. Да храни тебя Бог! – Последние слова были произнесены по-английски.
– И твою светлость тоже! – в один голос откликнулись Томас и отец Хобб.
Юноша зашагал к приору, обходя лучников, сгрудившихся у повозок, с которых раздавали связки стрел. Маленькая английская армия двигалась к Дарему двумя разными дорогами, и теперь люди вразброд подтягивались через поля, чтобы соединиться на тот случай, если шотландцы вдруг спустятся с холмов. Ратники натягивали на себя через голову кольчужные рубахи, а те, кто побогаче, застегивали пряжки имевшихся у них (тут уж кто чем разжился) частей пластинчатых доспехов. Должно быть, военачальники провели экстренное совещание и, судя по тому, что первые штандарты уже несли на север, решили подняться выше в холмы, а не ждать, пока шотландцы атакуют их на заливных лугах.
Томас привык к английским знаменам в Бретани, Нормандии и Пикардии, но все здешние стяги и гербы были ему незнакомы. Над головами воинов реяли серебряный полумесяц, бурая корова, голубой лев, черный топор Пугала, голова красного вепря, крест и раковина лорда Аутуэйта и особенно бросающееся в глаза большое алое полотнище с парой густо расшитых золотыми и серебряными нитями перекрещенных ключей. Флаг приората, в сравнении с прочими стягами, выглядел просто потрепанной тряпицей, но зато сам приор, стоявший под этим неказистым квадратом ткани, исходил яростью.
– Идите и делайте Божье дело! – кричал он ближайшим лучникам. – Не жалейте стрел, ибо шотландцы не люди! Воистину, они звери в образе человеческом! Уничтожьте их! Перебейте всех до единого! Смерть им! Смерть! Смерть! Ты хочешь благословения? – промолвил святой отец, заметив приближающегося Томаса. – Да содеет Господь лук твой тугим и стрелы твои меткими! Да не ослабеет рука твоя и не потускнеет око твое! Да пребудет с тобой Бог и все святые Его, пока ты разишь недругов Всевышнего!
Подойдя поближе, Томас протянул письмо:
– Это тебе, отец приор.
Церковный сановник, не ожидавший такой фамильярности от простого лучника, замешкался, но один из его монахов выхватил у Томаса пергамент и, увидев сломанную печать, поднял брови.
– Отец приор, это письмо действительно тебе. От господина нашего епископа.
– Шотландцы – звери! – выкрикнул приор, увлекшийся своей речью, но потом спохватился и повернулся к монаху: – Что ты говоришь, брат? Письмо? От господина нашего епископа?
– Тебе, отец приор.
Приор схватил раскрашенный шест и склонил полотнище самодельного знамени к лицу Томаса.
– Ты можешь поцеловать его! – торжественно объявил он.
