Это волшебное слово спасало на полях сражений многих знатных людей, и Жослен выкрикнул его несколько раз, громко и отчетливо.
— Выкуп! Выкуп!
Его правая нога была придавлена конем, он по-прежнему ничего не видел из-за сбившегося набок шлема, а если что-то и слышал, то лишь удары, крики и вопли своих товарищей, которых добивали лучники. А потом в глаза ему резко ударил свет: с него стащили шлем, и над ним склонился человек с мечом.
— Я сдаюсь, — торопливо заявил Жослен и только затем, вспомнив о своем звании, торопливо уточнил: — Надеюсь, ты благородного происхождения?
— Я Дуглас из дома Дугласов, — отозвался Робби, — и мой род не уступит ни одному другому во всей Шотландии.
— Тогда я твой пленник, — с сокрушенным сердцем промолвил Жослен.
Ему впору было плакать, ибо смертоносные стрелы англичан, а затем ужас кровавой резни в один миг развеяли все его горделивые мечты.
— Ты кто такой? — спросил Робби.
— Я сеньор Безье, — ответил Жослен, — и наследник графа Бера.
Шотландец, не сдержавшись, издал радостный вопль.
Он стал богачом.
Граф Бера уже начал жалеть, что не оставил при себе трех-четырех ратников. Не то чтобы он считал, будто ему может понадобиться защита, просто такому знатному сеньору положено иметь свиту, а после отъезда Жослена с отцом Рубером и всех конников при его особе остались лишь оруженосец, слуга да сервы, расчищавшие от земли таинственную стену, которой, как ему хотелось верить, был замурован тайник в алтаре старой часовни.
Он снова чихнул, а потом, почувствовав головокружение, присел на упавший камень.
— Подойди к костру, монсеньор, — предложил его оруженосец.
Этот флегматичный семнадцатилетний парнишка, сын вассала из северной части графских владений, не стремился к приключениям и не выказал ни малейшего желания отправиться добывать себе славу в компании с Жосленом.
— К костру?
Граф прищурился, непонимающе глядя на паренька, которого звали Мишель.
— Мы развели костер, монсеньор, — пояснил Мишель, указывая на дальний конец склепа, где из щепок, оставшихся от разломанных гробов, сложили небольшой костерок.
— Костер, — рассеянно пробормотал граф, которому почему-то никак не удавалось сосредоточиться.
Он чихнул и не сразу смог восстановить дыхание.
— День нынче холодный, монсеньор, — терпеливо промолвил парнишка, — а у огня ты согреешься, и тебе станет лучше.
— Костер, — повторил граф, все еще силясь собраться с мыслями, и тут его осенило. — Ну конечно! Огонь! Молодец, Мишель! Раздобудь факел! Раздобудь и принеси мне.
Оруженосец поспешил к костру и, вытащив из него длинную, горевшую с одного конца ветку вяза, отнес ее графу. Тот нетерпеливо отпихнул сервов от только что обнаруженного в стене отверстия. Это была крошечная дырочка, сквозь которую пролез бы разве что воробей. Заглянув в нее, граф понял, что за ней находится ниша, но, как ни напрягал зрение во тьме, нельзя было ничего разглядеть. Он обернулся к Мишелю, державшему факел.
— Дай мне, дай сюда, — нетерпеливо потребовал граф и, выхватив у оруженосца горящую палку, помахал ею в воздухе, чтобы огонь разгорелся поярче.
Когда палка заполыхала, рассыпая искры, он сунул факел в отверстие и, к своему восторгу, не встретил преграды. Это подтверждало, что за стеной есть свободное пространство. Граф засунул факел еще глубже и бросил на дно, затем наклонился и приложил правый глаз к отверстию, силясь рассмотреть, что находится за стеной.
В спертом воздухе замурованной камеры пламя быстро слабело, но этого света хватило, чтобы разглядеть пространство за стеной. Граф посмотрел, и у него перехватило дыхание.
— Мишель! — натужно выкрикнул он. — Мишель! Я вижу…
И тут пламя потухло.
А граф лишился чувств.
Он скатился с земляного отвала. Увидев белое лицо и открытый рот графа, Мишель в первый миг подумал, что его господин мертв, но тут граф, не приходя в сознание, издал слабый вздох. Сервы, разинув рты, таращились на оруженосца, который в свою очередь так же оцепенело таращился на своего господина. Наконец Мишель кое-как собрался с мыслями и приказал вынести графа из склепа. Это оказалось непросто, ибо огрузневшее тело пришлось вытаскивать наверх по приставной лестнице, но, когда это было сделано, кто-то догадался не тащить бесчувственного старика в монастырь на руках, а взять в деревне ручную тележку. Графа погрузили на нее и покатили в обитель Святого Севера. Путь занял почти час. За это время граф два или три раза застонал и по его телу иногда пробегала дрожь, но во всяком случае, когда монахи перенесли его в лазарет и поместили в маленькую выбеленную келью, в которой жарко горел очаг, он был жив.
Осмотрев больного, брат Рамон, испанец, который состоял при монастыре лекарем, явился к аббату с докладом.
— У графа лихорадка и избыток желчи, — сообщил целитель.
— Он умрет? — спросил Планшар.
— Только если так будет угодно Богу, — ответил брат Рамон, который всегда отвечал на этот вопрос именно такими словами. — Мы поставим ему пиявки, это отведет дурную кровь, затем попробуем изгнать лихорадку, заставив его пропотеть.
— И ты будешь молиться за него, — напомнил Рамону Планшар.
Потом он вернулся к Мишелю и узнал, что ратники графа отправились за реку, в набег на англичан.
— Встреть их по возвращении, — велел аббат Мишелю, — и скажи им, что их господина хватил удар. Напомни сеньору Жослену, что нужно послать сообщение в Бера.
— Слушаюсь, ваша милость, — отозвался Мишель, похоже, весьма обеспокоенный свалившейся на него ответственностью.
— А чем занимался граф, перед тем как упал в обморок? — осведомился аббат и таким образом узнал о таинственной стене.
— Может быть, мне вернуться и выяснить, что же все-таки находится за этой стеной? — нервно спросил Мишель.
— Предоставь это мне, Мишель, — строго ответил Планшар. — Твое дело служить своему господину и его племяннику. Езжай, найди сеньора Жослена.
Мишель поехал к реке, чтобы перехватить на обратном пути Жослена, а Планшар направился на поиски сервов, которые доставили графа в монастырь. Они стояли у ворот, ожидая вознаграждения, и, завидев Планшара, опустились на колени. Аббат заговорил первым, обратившись к самому старшему:
— Верик, как дела у твоей жены?
— Страдает, ваша милость, мучается.
— Скажи ей, что я молюсь за нее, — искренне заверил старика аббат, после чего возвысил голос, обращаясь ко всем: — Послушайте меня, все вы. Слушайте хорошенько. — Он выдержал паузу и, когда все взоры обратились к нему, строго и повелительно продолжил: — Слушайте, что вам следует сделать. Сейчас, не откладывая, вы вернетесь в замок и снова забросаете эту стену землей. Так, чтобы ее невозможно было увидеть, чтобы никто ее не нашел. Ни в коем случае не копайте дальше! Верик, ты знаешь, кто такие энкантада?
— Конечно, господин, — отозвался Верик, боязливо перекрестившись.
Аббат подался поближе к серву.
— Верик, если вы не забросаете землей эту стену, вас ждет нашествие энкантада. Они изойдут из
