лежат устные народные предания. Некоторые из них известны в эпосах многих народов и представляют собой «бродячие» эпические сюжеты. Параллели между сказкой о царевне Змеевне и историей сожжения древлянских послов в бане мы уже проводили выше. Сравнивали мы этот сюжет и с известиями о Сигрид Гордой. Мотив мести и у Змеевны, и у Сигрид отсутствует. Исторической, в отличие от Змеевны, Сигрид мстить не за кого, она истребляет своих незадачливых женихов лишь с целью проучить мелких князьков, осмеливающихся свататься к ней.
Сожжение города посредством птиц или животных также находит себе массу параллелей в фольклоре. Так, согласно одной древней легенде знаменитый Александр Македонский сжег вражеский город с помошью тучи птиц, приказав привязать к их хвостам пакли с горящей смолой. Е. А. Рыдзевская нашла в скандинавской литературе, у Саксона Грамматика, «два рассказа о взятии города по искоростенскому способу; из них первый, о датском эпическом герое Хаддинге, локализован в Восточной Европе, по- видимому, на Западной Двине, а второй — в Ирландии, причем Саксон ссылается здесь на военную хитрость, приписываемую им выше Хаддингу. Далее — взятие города в Сицилии норвежцем Харальдом Хардрада, участвовавшим в качестве предводителя византийских варягов в походе на Сицилию в 1038– 1040 гг. Для сказания о Хаддинге и для саги о Харальде характерна их русская ориентация; в саге — даже прямая связь с Русью в лице Харальда, который жил некоторое время на Руси, ушел оттуда в начале 30-х годов XI в. в Византию, а лет через 10 вернулся и женился на дочери Ярослава Мудрого, Елизавете»{162}. В Чехии было записано предание об овладении Киевом ордами Батыя в конце 1240 года с помощью горящих голубей. Н. И. Костомаров отмечал, что рассказы о поджигателях, которые «ловят голубей и воробьев, привязывают к их ножкам трут, птицы летят в свои гнезда и производят пожар», он сам слышал «от лиц, которых никак невозможно заподозрить в каком- нибудь знакомстве с русскими летописями»{163}. Таким образом, у нас нет сомнений в том, что русы Ольги взяли Искоростень и подавили восстание, но есть сомнения в правдоподобности самого способа взятия города при помощи голубей и воробьев.
Любопытно, что большинство преданий, попавших в начальную летопись, связаны с каким-нибудь материальным памятником (могилой, курганом, рвом, развалинами, церквами и др.), сохранившихся и «до сего дня». Материальный памятник служил своеобразным подтверждением «достоверности» предания. Например, рассказ о сохранении саней Ольги в Пскове и «до сего дня» служил доказательством факта поездки Ольги в Новгород или эти «сани» сами явились основой для этого предания. Для летописца казалось логичным, что более хорошо сохраняются те предания, которые не бродят среди народа, а закреплены за определенным местом и сохраняются местным населением. Летописец настолько доверял этим «краеведческим» материалам, что вносил в летопись даже те легенды, которые возникли в результате пояснения местного топонима.
Наряду с преданиями об Ольге, занесенными в летописи, известны такие же устные предания. Это разбросанные в различных местностях легенды о городах, основанных Ольгой, о местах, где она останавливалась, о ее селах, о воздвигнутых ею крестах, часовнях, церквах, о месте, на котором Ольга работала перевозчицей и где встретила Игоря и т. д. Летописные сюжеты о сожжении города птицами, о санях Ольги и другие сохранились в устных вариантах до XIX века. Все они, как и летописные предания, связаны с каким-либо материальным памятником. К такому типу преданий относятся и те, что рассказали Н. И. Коробке жители Овручского уезда. Выходит, что оснований для того, чтобы считаться достоверными у преданий Н. И. Коробки не меньше, чем у летописных. Мне могут возразить, что летописные предания были переложены на бумагу достаточно рано, и поэтому они более «качественные», чем устные. Однако, прежде чем войти в состав летописей, эти предания долго существовали в устном виде. Летописцы вносили их в своды постепенно, по мере собирания. Так, у летописцев появилось несколько версий о месте, где был похоронен Вещий Олег. С устными преданиями полемизирует летописец, рассказывая о княжеском происхождении Кия. Постепенно преданиями дополнялся и рассказ летописей о мести Ольги древлянам. Третья и четвертая мести были внесены в летописи позднее остальных. Достаточно долго они бытовали в народной среде, но никто не считает, что они менее достоверны, чем те, что появились в летописи раньше (первая и вторая). Любопытно то, что каждая из «местей» представляет собою законченный рассказ, независимый от других. Получается, в устном варианте Ольга «мстила» за Игоря «меньше», чем в летописном. Поэтому в летописи древляне оказались эдакими «простаками», позволившими себя неоднократно обмануть и, в конце концов, погубить. Все это свидетельствует о том, что в древности существовало множество преданий о смерти Игоря, гораздо больше, чем вошло в летопись. Сами летописцы продолжали доверять устным преданиям об Ольге и позднее, в XIV, XV и XVI веках. Эти предания вошли в «Степенную книгу» и другую житийную литературу об Ольге, в позднее летописание и используются историками в качестве источника, несмотря на многовековое существование в устном варианте.
Разумеется, нельзя исключать и того, что, рассказывавшие Н. И. Коробке предания об Игоре и Ольге крестьяне перепутали Игоря с Малом, который, как известно, сватался к Ольге, но не стал мужем. Мотив поисков Игоря Ольгой, охоты за ним с целью убийства также выразителен. Задача скрыться — одно из классических испытаний жениха в эпосе. Однако здесь мотив борьбы с коварной невестой-губительницей перекликается с мотивом столкновения героя с его коварной женой. В этой связи следует отметить, что в ряде преданий Овручского уезда княгиня-губительница названа Катериной. В былинах образ Катерины — это образ неверной или обвиненной в неверности жены. Итак, все же нельзя исключать того, что в овручских преданиях, правда, весьма своеобразно, отразилась история сложных взаимоотношений Ольги и Игоря. Ведь в летописных и устных преданиях образы очень неясны, символичны. Летописец и сказитель как бы стараются через действия героя передать самое главное — его характер. В преданиях об Ольге, наряду с ее христианским благостным образом, заметно и существование другого, весьма распространенного взгляда на Ольгу, как на символ женского коварства.
Подводя общий итог разбора истории гибели князя Игоря Старого (ей в основном и посвящены три последние главы настоящей книги), мы можем сказать, что,
Глава 6
Мать и сын
Из предыдущей главы следует, что Ольга стала киевской княгиней вовсе не потому, что у нее на руках остался малолетний сын Игоря Святослав. Повесть временных лет, правда, сообщает, что именно Святослав начал сражение с древлянами, бросив копье. То есть он, согласно этому преданию, был номинальным предводителем киевской дружины, которому подчинялись воеводы Свенельд и Асмуд. Следовательно, Святослав являлся киевским князем. В историографии достаточно распространена точка зрения, согласно которой Ольга была всего лишь регентшей при малолетнем сыне Игоря. Но не порождено ли сообщение летописи о малолетстве Святослава и регентстве Ольги все тем же стремлением построить «четкую» родовую историю княжения «Рюриковичей» на Руси: Рюрик, Игорь, Святослав, Владимир и т. д.? Ведь сама летопись проговаривается, что статус Ольги был довольно высок. Например, древляне, убив Игоря, рассуждают следующим образом: «Вот убили мы князя русского, возьмем жену его за князя нашего Мала, и Святослава возьмем и сделаем с ним, что захотим». Что могли захотеть сделать древляне с сыном ненавистного им Игоря? Вероятно, убить. Но если бы Ольга держалась в Киеве только именем Святослава, то зачем тогда древлянам, которые хотели Ольгу выдать замуж за своего князя, выбивать опору у нее из- под ног? С другой стороны, если бы она была не регентшей, а киевской княгиней, то уничтожение Святослава в случае женитьбы Мала на Ольге было бы логичным. Зачем было оставлять в живых наследника династии Рюриковичей? Судя по летописному рассказу, древлян интересовала именно Ольга, а не ее сын. Что же касается заголовка, сделанного летописцем перед описанием событий 6454 (946) года: «Начало княжения Святослава, сына Игоря», то он является поздней вставкой {164}.
Сколько было лет Святославу в момент гибели отца? Повесть временных лет в составе Ипатьевской
