галечного пляжа.
Как я смогла взять ее в руки? Не помню! Единственное, что я себе позволила — Гай сильно ушибся о гальку и лежал на спине с лицом перекошенным от боли — единственное, что я могла сделать, чтобы его не убить, это снять трусики — закройте глаза — и напрудить прямо на рыжий лаковый гребешок, чтобы волос лучше смотрелся, когда просохнет.
Я захлопнула дверцу лимузина: «Встретимся в суде!»
Что было дальше?
Городок все еще спал, когда я подъехала к знакомой больнице. Но в приемном покое кипела работа — доставили первых раненых из особняка мадам. Долго рассказывать, как я убеждала дежурного врача забрать с территории парка мадам своего дорогого безумца. Короче, только деньги, внесенные на его глазах на счет клиники, решили проблему. К особняку укатила еще одна санитарная машина. Я дождалась, когда отца привезли, и только после этого дала деру, поцеловав на прощание и дав слово забрать калеку через неделю.
Впрочем, что могла сделать против меня полиция: все телохранители изувечены, но живы, а ужасное стечение обстоятельств к делу не пришьешь… но я вторглась в частные владения… словом, лучше было все-таки смыться.
Я гнала свой лимузин до причала морского парома, который отходил на материк через час — оттуда я позвонила в Лозанну, в адвокатскую контору мэтра Жан-Жака Нюитте — здесь из телефона-автомата можно позвонить хоть самому господу Богу… Алло!
Я понимала, что возможно адвоката уже нет в живых, он либо умер, либо был ликвидирован бандой тропических гадов…
— Алло! Я могу говорить с мэтром Жан-Жаком Нюитте?
Пауза.
— К сожалению его уже нет, — ответил молодой мужской голос с личной интонацией… наверное, это его сын…
— А с кем я говорю?
— С Жан-Пьером Нюитте. Я его сын.
— Простите. Вы тоже адвокат?
— Да. Наша семья занимается адвокатской практикой больше трехсот лет.
— Я Гepca Кардье — ваша клиентка. Хотя мы еще не знакомы…
— Минутку…
Он пошел смотреть картотеку или давит клавиши дисплея…
— Гepca Кардье, она же Лиза Розмарин?
— Да, это я!
Вот что значит устои — 20 лет прошло — а карточка цела, а мы ногти на пол стрижем, уроды!.
— Да, вы наш клиент, мадам. Слушаю.
— Нам надо срочно поговорить. Когда вам удобно?
— А вам?
— Завтра. Днем.
И он назначил встречу на 12 часов и дал адрес.
— Моя минута «мадам» стоит… — и он назвал кругленькую сумму.
Оставалась самая малость — добраться до Лозанны.
Тут больше ничего интересного нет — мне удалось провести шведскую полицию, они явно кого-то искали, когда паром пришвартовался к берегу у Вестеринка. Оттуда я махнула до Стокгольма и вечером того же дня улетаю — ласточкой — в Берн. Ночью я уже спала в ло-занском отеле с видом на Женевское озеро.
Лозанна! Когда-то я здесь родилась…
В 12.00 я была у мэтра Жан-Пьера Нюитте. Это был молодой мужчина, без усиков, которые я терпеть не могу, и с таким лицом, но которому было совершенно невозможно понять, что он думает и чувствует. Одним словом, адвокат!
Волнуясь, я сразу пошла в ва-банк и объявила, что хочу возбудить дело о наследстве (он поправил — тяжбу) и, что его гонорар будет равняться одному миллиону долларов (все что у меня осталось) и о том, что четверть этой суммы я готова внести авансом уже сегодня… Он понял что я совершенный ребенок в таких делах и сразу предупредил, что не собирается пользоваться моей полной неопытностью и будет придерживаться общих для всех клиентов правил. После чего задал несколько вопросов. Ему достало пяти минут чтобы схватить и суть моих претензий, и существо дела, и понять что речь идет о весьма скандальном рекламном процессе века — наследницы против людей причастных к спецслужбам, которые подлостью и обманом захватили контроль над легендарной фирмой и состоянием.
— Фирма «Кардье», — сказал адвокат, — третья по величине годового оборота компания Европы. Он равен примерно 60 миллиардам долларов… 400 заводов в 70 странах мира. Мадам выставит против нас (ага! уже «мы») целую команду адвокатов — слишком высоки ставки. На сам процесс уйдет несколько лет. И у вас нет достаточных средств для расходов на тяжбу.
Я согласилась, что борьба будет весьма острой, но она начнется с грандиозного скандала — мадам и ее покровитель будут арестованы за сговор с агентами русской разведки раньше, чем сам сговор будет доказан в суде. И командовать адвокатами мадам придется из тюряги. Связь с враждебной разведкой — серьезное обвинение. Это, как сразу выбить стул из-под задницы! Известные адвокаты не захотят пачкаться в дерьме, и у мадам Роз будут проблемы.
— Да, — согласился мэтр Нюитте. — Если ваши слова верны и в афере с наследством замешаны люди из русской и английской разведки, то наши (опять «мы»!) шансы на выигрыш тяжбы возрастут… но ведь вы… как бы тоже дочь шпиона?
— Нет, дочь шпиона — Лиззи, лженаследница состояния, а я Золушка, я дочь своего отца и своей матери Розали. Я единственная дочь и единственная внучка дедушки Кардье. Дитя законного брака. Подлинная Гepca! А кто такая мадам? Бастард, который выдает себя родной дочери за ее приемную мать, сестру покойной Розали Кардье? Опекун самозванки!
Мэтр Нюитте попросил меня рассказать все, что мне известно по делу. Целый час я рассказывала о своей одиссее, но по возможности затушевывала все чудесные моменты и удивительные места из своей жизни.
Все равно он был ошарашен.
— Козни врагов разбиты! Браво, мадемуазель — развел он руками, когда я закончила свой рассказ.
Короче, этот визит обошелся мне в — оля-ля! — весьма кругленькую сумму. Прощаясь, мы договорились завтра вместе явиться в ШНБ — Швейцарский национальный банк, — в отделение частных сейфов, и предъявить свои права на кейс отца с документами о заговоре. Мэтр сказал, что окончательное слово даст только после изучения компрометирующих бумаг… Только на пороге, я наконец решилась спросить о кончине его отца… Жан-Жак Нюитте задохнулся пробочкой от аэрозоля во время приступа астмы. Вот такая глупая смерть, здесь трудно заподозрить злой умысел.
Я вышла из оффиса на противоположную сторону улицы, к набережной Женевского озера. Я была совершенно измотана разговором — и плюхнулась на первый же стул, в первом попавшем на глаза открытом кафе.
Я не привыкла раскрывать душу перед незнакомыми людьми. Даже за свои деньги.
Я заказала фужер шампанского — отметить в полном одиночестве .свою одинокую победу — взбитые сливки, фруктовый салат, кофе покрепче… как я устала!
Со мной в новой сумочке из крокодиловой кожи все мои сокровища: старая книжка заветных сказок, письмо отца на седьмой странице, на том месте, где я когда-то детской рукой и печатными буквами переписала финал страшной сказки про Красную Шапочку… теперь к ним добавилась карта острова Форе, исписанная с двух сторон торопливым почерком родной руки, да обыкновенная галька, которую я подобрала у моря на галечном пляже острова, где оставила своего несчастного безумца.
Признаюсь, когда бокал опустел — мои глаза наполнились слезами. Я никого не люблю и никем не любима. Сказать ли? Но я думала, что на дне моей жизни скрыта более страшная тайна, чем деньги… Со мной произошло столько удивительного… порой, мне мерещился свет дивной жемчужины, он проникал
