пришлось углубиться метров на пятьдесят в лес за участком. Мишка был посажен бабушкой и закреплён деревяшками безопасности довольно высоко над землёй.
Три-четыре толчка по утяжелённому массой детского тела сидению, и качели, принося восторженные состояния ребёнку, набрали хорошую амплитуду. Лаура Сергеевна, убедившись, что малышу хорошо, спокойно пошла по направлению к участку, намереваясь в зоне видимости повоевать с сорняками. Это занятие увлекло мысли в сторону нужд хозяйственного порядка и вспомнилось о брошенном в цветы шланге с льющейся водой. Бабушка поспешила выключить воду и переключилась на что-то ещё, а внук в это время висел над землёй, обездвиженный приспособами для безопасности на остановившихся качелях и думал, что предпринять. Мишка принял решение слезть на землю. Однако натянутые верёвки, намертво зафиксировавшие ограничители так, что невозможно было подняться с сиденья, не дали реализоваться этому плану. Мальчик покричал, призывая на помощь бабушку, но она не услышала. Он поплакал от досады на то, что его подвесили в лесу и оставили беспомощным. Потом, поскучав, решил от нечего делать научиться самостоятельно раскачиваться на качелях, и у него получилось. Через полчаса, исчерпав все возможные удовольствия из процесса пребывания в одиночестве в лесу в состоянии ограниченного полёта, он разумно решил попытаться понять, зачем собственно эта странная ситуация сложилась.
Расслабившись, запрокинув голову назад, человек смотрел вверх через кроны деревьев на безоблачное, бездонное, голубое небо. Время остановилось. Многомерная ясность вошла в мозг, как хозяйка, принесла понимание не детских задач, дала умение ждать. И в трудные минуты сомнений, потом в зрелом, выросшем теле, он будет всегда опираться на знание, сошедшее из Обители Духа в его физическую реальность именно здесь, как на эталон достоверности.
Сау была опытной Сущностью и подозревала о наличии постоянного контроля за зоной, в которой происходит отработка техники пересечения пространств и взаимопроникновения миров. Её прекрасная интуиция, дающая сбои только в болезненном половом вопросе, в смысле неравенства представителей обоих полов, безошибочно подсказывала состояние, прибывая в котором, теоретически можно было оказаться незамеченной наблюдателями обоих миров. Практически опробовать свою всепроникаемость Сау только предстояло.
Воспользовавшись временной несостоятельностью хранительницы, не спрашивая разрешения ни у своих, ни у местных Старших, под неодобрительными взглядами брата и Певца, облачившись в юбку и блузу производства Евдокии, прикрыв рожки ситцевым платочком, исследовательница отправилась на поиски материала. Она старалась не допускать неуверенности и сомнений в правильности своих действий, на которые провоцировали её мысли собратьев, и, путаясь с непривычки в широкой, слишком длинной, не по размеру, юбке, сосредоточенно двинулась к дачным посёлкам.
Сутр, указавший сестре направление, чувствовал волну надвигающихся перемен и желал Сау удачи, надеясь на благоприятное для неё и людей стечение обстоятельств. Певец осознавал своё бессилие и держал установку, которую прогрессивные женщины мира фавнов назвали бы откровенно их дискриминирующей.
Две женщины, походившие на родственниц по внешним и энергетическим признакам, собирали чернику у входа в заповедную зону. Они только вчера посмотрели по телевизору интересную передачу о широкой распространённости сект в современном обществе, о силе психологического воздействия со стороны опытных сектантов на простых граждан и об опасности общения с такими субъектами. Красивая девушка в странном, старомодном и слишком широком для неё одеянии, в платочке, повязанном не для защиты от мух, а явно, чтобы спрятать всю свою привлекательность, нехорошо, излишне заинтересованно, смотрела на них из чащи. Свежие впечатления от увиденного по телевидению и новые энергии, которыми фонила Сау, смешались в пугающий коктейль, и, сделав поспешный, но однозначный вывод о причастности красавицы к баптистам, гонимые страхом, женщины торопливо пошли к дому.
Сау провела полдня, прогуливаясь по прилегающей к дачному посёлку территории. Ей повезло: людей, бродящих по лесу в поисках грибов и ягод, было предостаточно. Жалела она лишь об одном – об отсутствии карандаша и бумаги. Ей явно было необходимо делать зарисовки энергетических структур людей, чтобы потом спокойно проанализировать весь имеющийся материал и сделать выводы. Все люди по строению полей были разными.
Евдокия с детства была остра на язык. Умненьких и едких замечаний ребёнка побаивались даже взрослые. Мама её, то ли восхищаясь, то ли ужасаясь, покачивая головой, часто говорила: «Ну, язва ты, Авдотья!» Младший брат, погибший позже в Афганистане, весело и беззлобно подхватывал: «Язва! Язва! Язва желудка!» Он смеялся, одержимый странной весёлостью, запрокидывая голову. Евдокия хорошо помнила, как однажды приступ насмешливой радости случился у братишки, когда он с аппетитом запихивал в рот теплые мамины пирожки. Своё тревожное состояние, как ей казалось, за трёхлетнего малыша, хохотавшего с полным ртом, да ещё с запрокинутой головой, она анализировала потом, когда заработала самую настоящую язву желудка. Как она умудрилась, семнадцатилетняя, выросшая на парном молоке и маминой стряпне, попасть в больницу с таким диагнозом, врачи долго не исследовали. Ей предложили сделать операцию, и она, не имея тогда никаких более разумных соображений, согласилась с одобрения отца. Мать в то время была в отъезде, у родственников в Молдавии. Операция была очень удачной, без осложнений. Выздоровление молодого организма тоже происходило по самому оптимистическому сценарию. Несмотря на такое развитие событий, и Евдокия, и её отец получили от прибывшей из Молдавии матери нагоняй за лень, которая, по мнению цыганки с экзотическим именем Рубина, заключалась в отсутствии желания исцелить себя травами и заговорами.
Через полгода у девушки, как бы само собой, возникло желание научиться лечиться и лечить, не прибегая к экстремальным медицинским методам типа операционного вмешательства. Мать с радостью делилась с дочерью тем, что знала, и даже привезла из Молдавии бабушку Роксану на целый месяц, за который та успела посвятить внучку в некоторые тайны семейного мастерства.
В память врезался низкий бабушкин голос, которым на смеси русского, молдавского и цыганского она объясняла Евдокии вечные истины. Давно не виделись бабушка с внучкой. Старенькая, но бодрая, со светлой головой, Роксана воспитывала праправнуков в Молдавии и не стремилась в гости. Евдокие с её
