генерал Платов. О нем, конечно, все слышали. Человек он не только красив лицом и душой, но и отменной храбрости. Нам вместе довелось штурмовать турецкую крепость Измаил. Тогда бригадир Платов командовал колонной. Сам Суворов отметил его отвагу. — Зубов сделал паузу, приосанился и проникновенным голосом продолжил: — Перед отъездом из Петербурга мне посчастливилось быть принятым государыней императрицей. В ряду тех лучших генералов, которые сидят здесь за столом, она назвала казацкого вождя. Теперь он с нами. Надеюсь, что генерал и на сей раз отличится и будет отмечен не Суворовым, а мной.
И Зубов лихо выпил содержимое бокала.
С началом тоста Матвей Иванович встал. От него не ускользнуло, как при упоминании его имени дрогнули в ухмылке тонкие губы Беннигсена, как полковник — глава канцелярии — бросил короткий, полный удивления взгляд Апраксину.
— А что скажет в ответ наш атаман? — подал голос Римский-Корсаков.
Матвей Иванович откашлялся:
— Благодарствую за теплый прием сынов тихого Дона в славную семью корпуса. Каждый казак в бою, я вам скажу, сражается не за страх, а за совесть. И на сей раз мы будем действовать против врагов России с прежней лихостью. А о крепости Дербентской скажу, что не было и нет еще крепостей, которых бы русский солдат не одолел. Одолеем и сию…
Набравшись решимости, поднялся охмелевший полковник, но Зубов хлопнул по столу ладонью:
— Хочу спросить тебя, полковник, как выполнен мой приказ относительно батареи Ермолова? Где она ныне?
— Я вам докладывал, что… — вступился было Апраксин, но Зубов не дал говорить.
— Не тебя, бригадир, спрашиваю! Хочу слышать, что ответит полковник?
Полковник напустил важность.
— Батарея завтра к утру должна быть на месте. На этот счет даны указания…
— Не указания нужны, а батарея, полковник! — прервал его Зубов.
Но тут с озабоченным видом возвратился ранее вызванный офицером Савельев.
— Ваше превосходительство, приехали от Дербента, с ними артиллерийский офицер.
— Какой офицер? — вскинул голову Зубов.
— Артиллерийский офицер, командир батареи Ермолов.
— Ермолов? Где же он? Зови сюда!
Крупного сложения офицер, твердо ступая, подошел к столу. Лицо у него не совсем привлекательное: расплющенный нос, узкие глаза, толстые губы.
— Разрешите доложить: орудия к боевой позиции подтянуты. Требуются заряды. Те, что имели — полностью расходованы.
— Всем вина! — скомандовал Зубов. — Пьем за успех штурма! За артиллеристов! За командира центральной брешь-батареи отважного Ермолова! Виват!
Через день Матвей Иванович выехал к Дербенту.
Дербент
Поблизости от Дербента стоял отряд Савельева, в котором, кроме трех пехотных батальонов да трех сотен местных джигитов-добровольцев, находилось восемь казачьих сотен. Собранные из разных полков, они представляли в отряде значительную силу.
Отряд Савельева к крепости вышел еще в феврале, первым из всего корпуса. В тот же день генерал послал двух всадников из местных джигитов с предложением дербентскому хану Ших-Али открыть ворота и впустить в город русский отряд.
Хан ответил отказом. Но писал: «Было время, когда я просил денег для найма войск против Ага- Мохамед-хана но я не знал тогда еще могущества персидского властителя, а теперь не решаюсь впустить в город столь малый отряд из опасения, что не только мои владения будут разорены персиянами, но и русский отряд может от них пострадать».
— Хитрая бестия! — злился Савельев. — Печется о нас, а на самом деле боится за свою шкуру. Ладно, не хочет добром, решим силой.
На следующий день едва пехотные роты направились к крепостным воротам, как из них вырвалась конница. С устрашающим криком, сверкая клинками, всадники неслись прямо на пехотинцев.
— К бою! К бою! — послышались команды. — Всем в каре! Первая шеренга, ружья вскинь!.. Целься!
Прогремел залп, несколько всадников упали, передние кони вздыбились, остальные замедлили бег.
— Вторая шеренга! Целься-я!
Вымуштрованные егеря действовали сноровисто. Ударил второй залп.
А следующие шеренги уже спешно надевали на стволы штуцеров штыки, готовясь вступить с неприятельской конницей в схватку.
Передние конники, понеся от ружейного огня потери, гарцевали перед шеренгами, не осмеливаясь врубиться в строй. А между тем из ворот выметнули новые конники, и, не зная обстановки, неслись вперед, тоже попадая под огонь пехоты.
Неизвестно, как долго бы это продолжалось, если б не казачья конница. Она поднялась из лощины и, обтекая на склоне егерский строй, неудержимой лавой понеслась к воротам.
В следующий миг две силы схлестнулись, началась беспощадная рубка. Хрипели и ржали лошади, звенела сталь, слышались отчаянные крики…
Так продолжалось совсем недолго. Потом казаки стали теснить джигитов хана; не выдержав, те начали медленно отступать, оставляя на поле порубленных.
Ворота захлопнулись, из амбразур и со стены зачастили выстрелы…
В темную ненастную ночь к Ших-Али прибыл гонец от ханбутая казикумыкского Сурхая.
— Я — уздень Сурхая, родом из того же аула, что и хан. Он повелел мне сказать, чтобы ты на Ага- Мохамеда не рассчитывал, скопец ушел из крепости Гянджи, и вместе с ним ушло из Муганской степи все его войско. Еще Сурхай предлагает тебе объединиться и уничтожить находящийся под Дербентом русский отряд. Хан готов выслать три тысячи всадников. Он торопит тебя с ответом, пока не подошел со своим войском Кызыл-Аяг. Тогда будет поздно.
— Какой Кызыл-Аяг?
— Разве ты не знаешь, что самый главный русский начальник хромой? У него нет ноги, ее оторвало ядром. Вместо нее приделана золотая. Потому он — Кызыл-Аяг…[8]
— Откуда известно, что нога у него золотая?
— Как, откуда? Не станет же такой богатый генерал пристегивать деревяшку! Непременно, золотая!
— Так Сурхай готов прислать джигитов?
— Зачем прислать? Он сам их поведет, чтобы напасть с тыла на Савелия-генерала. У того отряд — небольшой. С ним можно разделаться разом. Еще он просил, чтобы ты непременно послал письмо к султану турецкому, просил бы помощи, обещая взамен отдать ему город.
Ших-Али послал письмо. В нем он писал, что будет верным и неизменным слугой ясновеликого. Турецкий султан не удостоил его ответом. Зато привезли письмо от Ага-Мохамеда. Он приказывал Ших-Али не поддаваться никаким уговорам, не слушать русских и всеми силами сопротивляться. Однако в помощи войсками отказывал. Писал, что его воины и так чрезмерно утомлены походами и не смогут в полную мощь драться с русскими.
Умная сестра Ших-Али красавица Хараджи-Ханум увещевала брата:
— Твой перс, а с ним заодно и турок боится русских. Ты для них, что мышь для кошки: играют с тобой, пока не попал в когти. Самые надежные союзники — русские. Царь Ираклий, шемхал Тарковский, кади Табасаранский да и многие другие понимают, что русские всегда защитят и помогут в мирных делах.
