в мире и согласии. Наш общий враг Ага-Мохамед персидский. Теперь русской армии открыт доступ в Закавказские края и пределы кровожадного скопца. Теперь открыт путь и к Тифлису, чтобы выполнить свой союзнический долг.
За Араксом
После двухнедельного пребывания у Дербента корпус продолжил поход. Накануне Зубов вызвал генералов, объявил диспозицию, Платова же предупредил:
— С вас, атаман, спрос за охранение войск на марше и ведение разведки. А посему быть самому впереди.
— Разумеется, — отвечал генерал.
Он привык находиться в походе в жарком месте: в авангарде, вступая первым в сражение с неприятелем, или в арьергарде, когда войска отходили и казаки прикрывали главные силы от вражеских наскоков.
— А предупреждаю потому, — продолжал граф, — что есть слухи, будто хан Бакинский, а с ним ханы Карабаха и Шемахи примкнули к Ага-Мохамеду. Сам в это я мало верю, но сие известие нельзя упускать из виду. У персианина войск немало, до сорока тысяч. Хотя он и отступил, но в любой час может совершить диверсию.
Матвей Иванович слушал главнокомандующего, кося глазом на лежащую пред ним карту. Видел, что угроза может возникнуть не только с фронта, но и справа, со стороны гор, где бродили многочисленные отряды Сурхая.
— И в сторону моря бди! — словно разгадав мысли Платова, продолжал Зубов. — Прежде всего, на Баку, а потом к местам причалов наших судов. Никак нельзя допустить, чтобы к ним проник неприятель.
Задача на авангард выпадала немалая, если учесть небольшие его силы: свой легкоконный Чугуевский полк, Хоперский, Волжский, Терско-семейный, Гребенской и еще легион казачьей команды из Моздока. Всего пять полков, а в каждом три с небольшим сотни. В дополнение на следующий день подошел еще один полк, донского полковника Орлова.
24 мая, опережая главные силы, авангард начал поход. За ним запылила пехота, загромыхали орудия, заскрипели повозки обоза.
Через неделю полки авангарда достигли Самура. В горах началось таяние снегов, шли сильные дожди, река взбухла, превратилась в ревущий поток. В мутной воде крутило камни, неслись вырванные с корнями деревья. Противоположный берег скрывался в тумане.
Кони, вздрагивая и фыркая, с опаской подступили к реке.
— Ну, с богом, — перекрестился урядник, старший дозора и направил коня в поток.
Упираясь концом пики в дно реки, казак помогал лошади справиться с течением. За ним последовали и остальные. Вода била в грудь, в бока лошади, и она едва удерживалась на ногах. Казалось, еще секунда, и животное не выдержит напора, поток собьет и затянет в бешеную круговерть.
Сотня за сотней преодолели полки преграду и ускакали вперед.
19 июня авангард Платова вышел в Курт-Балаку. А утром ему донесли, что накануне Ших-Али бежал из лагеря и ночью был в Кубе. Захватив мать и жену, ушел в горы.
— А что же Серебряков? Как же он допустил такое? Сей момент его ко мне! — вознегодовал Платов.
Майор Серебряков из Чугуевского казачьего полка возглавлял команду при главном лагере. Под его началом находились две сотни наиболее опытных донских казаков. Прибыл он к Платову с осознанием вины.
— Ты что же, господин майор, допустил такое? Выходит, Шах-Али обкрутил твою охрану! Или казаки неисправно несли службу?
— В сем позоре нет их вины.
— А кто же повинен?
— Дозвольте прежде доложить все как было.
— Докладывай, послушаю.
Пленив Ших-Али, генерал Зубов проявил к нему великодушие. Хотя хан и находился под стражей, однако был на положении не пленника, а гостя: посещал офицеров и генералов, имел свою лошадь и нукеров, носил оружие.
За месячное пребывание в русском лагере хан сумел войти в доверие и к самому Зубову. Даже осмелился просить быть гостем в его имении в Кубе, где находились мать и жена.
— Непременно буду, — пообещал граф.
— Но тогда разреши послать письма в окрестные селения, чтоб доставили угощения. Всех офицеров приглашаю, на весь Дагестан устрою пир.
— Хорошо, так уж и быть, шли гонцов…
Майор Серебряков рассказал, как накануне на марше, когда колонна, где находился Зубов, подошла к ущелью и был объявлен привал, Ших-Али предложил полковнику Миллеру-Закомельскому джигитовать.
Показывая лихость и удаль, хан ускакал к лощине и скрылся в ней. Первым спохватился полковник Иловайский. Вскочил на коня и с десятком казаков бросился за беглецом. Гнались верст двадцать, но догнать не смогли.
— Позор! Позор! — качал головой Платов.
Через неделю в лагерь прискакал горец. Найдя Серебрякова, сообщил, что Ших-Али скрывается в горном селении Череке.
Зубов приказал немедленно направить в аул два отряда и схватить беглеца.
Один отряд возглавил генерал Булгаков, второй Платов. В ночь со 2 на 3 июля отряды подобрались, оцепили аул плотным кольцом, однако Ших-Али не застали. Незадолго перед тем он скрылся.
Словно вырвавшийся на волю зверь, Ших-Али творил черные дела. Объединившись с Сурхаем, он окружил в одну из ночей егерей и сотню хоперских казаков из отряда подполковника Бакунина и едва их не уничтожил. Спасибо подоспел на помощь Углицкий пехотный полк.
Вслед за тем Ших-Али подготовил покушение на самого Зубова. Исполнителем наметил находившегося в русском лагере своего брата Нури-хана. Нури долго жил в Петербурге, а затем вместе с Зубовым прибыл в Кизляр и с тех пор находился при главнокомандующем.
Ших-Али приказал брату проникнуть в палатку главнокомандующего и покончить с ним.
Однако заговор не состоялся. Помог его раскрыть казак из команды майора Серебрякова.
В день нападения Нури заседлал своего красавца и стал джигитовать. Во время джигитовки у него с головы слетела шапка, из нее выпал листок бумаги. Казак подъехал, развернул. В глаза бросился нарисованный под арабской вязью строчек череп. Возможно, казак и не придал бы значения этой бумажке, но рисунок вызвал подозрение: он незаметно сунул записку в карман.
Набравшись смелости, направился прямо к Платову.
— Только что подобрал вот энту писулю. Ее Нурка из шапки утерял, — переминаясь с ноги на ногу, доложил он генералу.
Матвей Иванович развернул записку, недовольно хмыкнул.
— Живо толмача!
Толмач, хмуря лоб, вначале прочитал про себя, с тревогой посмотрел на Платова.
— Тут недоброе: «Волей аллаха повелеваю, чтобы сегодня восход солнца был для Кызыл-аяга последним…» Это… Это… Они же графа убить замыслили!
Зубов, выслушав толмача, стукнул кулаком по столу, вскочил, опрокинув стул.
— Я к этому роду Шихову со всей душой, а они платят такой-то монетой! Эй, Апраксин! Сейчас же Нура арестовать! И под охраной отправить в Астрахань! Чтобы духу его здесь не было!
В тот же день было отправлено письмо к Сурхаю… Зубов писал, что русские войска идут на помощь Грузии и их враг один — персидский владыка Ага-Мохамед. Никаких злых помыслов против дагестанских и других кавказских народов армия не имеет. И потому он требует, чтобы Сурхай отказался от своих вредных
