саблю, едва вывернулся, чуть не упал с седла.
Казаки пытались бить закованных в латы всадников пиками, но безрезультатно. Тропин-старший, нацелившись, ударил одного пикой в голову. Сделал это с такой силой, что голова вместе со шлемом отлетела напрочь, ударил фонтан крови.
— Братцы! Сбивай с их колпаки! — закричал он товарищам. — По шишакам бей! Вот та-ак! — И нацелился на второго.
— По ши-ишака-ам бей! — понеслось над полем. — Лупи-и по шашака-а-ам!
Нащупали казаки слабое место кирасир и начали их ссаживать с коней. Ивану удалось сбить двоих, Семену Гавриловичу — трех. Распалясь, отец действовал с удивительной ловкостью и сноровкой. Он кричал что-то и тут же бил насаженным на древко стальным наконечником в голову всадника.
Несдобровать бы французам, да подоспели на подмогу драгуны, и казаки отступили.
Иван Тропин бросился искать отца.
— Тро-опин! — кричал он во весь голос. — Тро-опин! Ба-тя-ня-я! — И бросался от одной сотни к другой. — Батяню мово не видали? Тропика Семена Гаврилыча.
— Схватили твово отца французы, — сообщил кто-то. — Схватили и уволокли.
— Куды уволокли? Не может того быть!
Проезжая мимо, Платов услышал этот разговор. Нахмурил брови, дернул плечом. Приказал урядника подозвать.
— Что, казак, проворонил отца?
— Дык, в схватке рази узришь?.. Гурт на гурт сошелся…
— Отца и в гурту должен видеть. Отец один, стало быть, глаза с него не спускай: одним зри на неприятеля, а вторым — на отца. Эх, казак! А еще урядник…
— Ваше превосходительство, дозвольте ошибку справить… Только прикажите.
— Справляй, если сумеешь.
К вечеру сражение затихло, и Матвей Иванович со своей свитой расположился неподалеку от бивуаков Денисова. Тот, зная слабость атамана к донскому вину, приказал нацедить из своих скрытых запасов цимлянского. Застолье подходило к концу, когда один из офицеров доложил Матвею Ивановичу:
— Какой-то казак просит принять его. Говорит, что очень нужно.
— Коль нужно, пусть войдет.
Казак приблизился, лихо щелкнул каблуками, вскинул к папахе руку:
— Дозвольте доложить: приказ ваш выполнил и ошибку справил!
— Какой приказ? Какую ошибку? — Матвей Иванович приподнялся, вглядываясь в вошедшего.
— Это урядник Тропин, что отца в сражении потерял, — подал голос Денисов.
— Высвободил отца из плена? Ну-ка, сказывай, что и как.
— Сказывать-то нечего. Пустил я коня к лесу, а от него метнулся к дороге, что ведет к городу. Думаю, непременно батяню там поведут. И точно: смотрю, два француза гонят пешего. Присмотрелся: отец! Э, думаю, была не была! Наскочил на драгун: одного из пистолета, а второго пикой ссадил. Отец на лошадь, а я другую под уздцы. Все сделал в аккурат.
— А отец где?
— Где же быть? Тута.
— Зови его.
Вошел отец, коренастый, чернявый, с заросшим лицом. Сын-урядник стал в полшага позади.
— Какой станицы?
— Казак Семен Тропин, станицы Пятиизбянской!
Матвей Иванович поднялся из-за стола.
— Спасибо, донцы, за службу верную и лихость. — Глаза его горели, лицо сияло. — Перво-наперво спасибо, Семен Гаврилов, тебе. Не потому, что избежал плена, а за то, что вырастил такого сына.
— Семен Тропин — казак, каких в полку немало, — похвалил того Денисов.
— А потому хочу с тобой выпить чарку нашего донского вина.
— Это можно, — казак вытер пальцами уголки рта.
Они чокнулись.
— А теперь хочу выпить и с тобой, Иван. Я вам скажу, господа, — обернулся Платов к сидевшим за столом, — что вот он, урядник, потому и свершил такое, что отец его воспитал настоящим казаком. Как говорят, яблоко от яблони недалеко катится. Он хороший казак, с большими надеждами. И заслуживает особливой награды. Уж я об этом самолично похлопочу. Налейте, господа, и давайте выпьем за будущего георгиевского кавалера Ивана Тропика, казака из станицы Пятиизбянской!
…Бои у Гутштадта и Гейльсберга отличались особой напряженностью. Французы бесконечно предпринимали удары превосходящими силами, чтобы сломить и уничтожить перед рекой корпус Багратиона и казачьи полки Платова. Однако все попытки кончались для них неудачей.
В этих сражениях с новой силой проявился полководческий талант Платова. Он использовал каждый удобный случай, чтобы напасть на противника, нанести удары в самых неожиданных местах, обеспечивая отход за реку русской армии.
В Тильзите
И в дальнейшем, действуя уже против подошедшего корпуса Мюрата — лучшего французского маршала, — донские полки обеспечили отход русской армии за Неман.
13 июня 1807 года выдалось в Прибалтике ясным и теплым. И с утра все население Тильзита устремилось к Неману: там, на реке, должна состояться встреча прекративших войну императоров.
Было около одиннадцати часов, когда Матвей Иванович, состоя в свите Александра, прибыл к реке. В подзорную трубу он видел прилегающие к Неману улицы с французскими войсками, у берега строй гвардии. И на ближнем берегу, у корчмы, где находился Александр, тоже были войска: два взвода высоченных русских кавалергардов и эскадрон прусской гвардии.
На самой реке покачивался удерживаемый канатами плот с двумя полотняными павильонами, большим и поменьше. На фронтоне большого павильона зеленой краской выведена буква «А», Матвей Иванович догадался, что с противной стороны тоже выведена буква, но «N».
— Едет! Едет! — послышались голоса.
Из города к берегу неслась кавалькада. В окружении конной охраны на светлой лошади скакал Наполеон. Его можно было узнать по серому сюртуку и шляпе-треуголке. Из корчмы вышел Александр и направился к лодке.
Первым поднялся на плот Наполеон. Он поспешил к лодке Александра, подал руку.
— Из-за чего мы воюем с вами, государь? — заговорил он. (Так передали позже свидетели.)
— Я ненавижу англичан так же, как и вы, — ответил Александр. — И буду помощником вашего величества во всем, что вы против них предпримите.
— Если так, то мир заключен. — Француз протянул руку.
Вдвоем они вошли в большой павильон.
— Я буду вашим секретарем, а вы моим, — предложил Наполеон.
И переговоры начались.
Несколько дней спустя состоялась церемония с участием батальона русских преображенцев и французской гвардии. Войска стояли на площади, строй против строя. С обеих сторон навстречу друг другу выехали верхом Наполеон и Александр. Под первым — рыжая арабская чистокровка, под вторым — вороной жеребец.
Русские и французские генералы стояли поодаль вместе. Рядом с Платовым находился высокий, под стать ему, французский маршал. Он искоса наблюдал за Матвеем Ивановичем. Не выдержав, спросил что- то, и переводчик сказал:
