Огневик стоял посреди горницы наподобие огородного пугала, то есть безмолвно и с дурацким выражением лица.
— А то как же, — ответила я сварливо. — У нас друг от друга секретов нет. Правда, Зигги?
Прозвище, которым моя демоница наградила барона, пришлось как нельзя кстати. Надо будет ее лишней порцией сидра порадовать. Вот сразу как за неверные сведения поругаю, так и поднесу чарочку.
Барон буркнул что-то невразумительное, его щеки налились нездоровым свекольным румянцем. Казалось, еще чуть-чуть и из ушей моего приятеля повалит пар.
Венценосный кляузник зло блестел глазами, но куражиться не прекращал:
— Ну, раз в вашей паре такое согласие, не смею дальше мешать…
— А приходил-то чего? — решила я разузнать напоследок.
— Ах, чуть не забыл. — И Влад достал из-за отворота рукава ярко-синюю ленточку. — Под подушкой у себя нашел…
Я перекинула косу на плечо и стала вплетать пропажу на ее законное место. С мерзкой ухмылкой злыдень двинулся к зеркалу.
— Да, и скажи Михаю, чтоб к вечеру в терем тебя сопроводил — надо к приему подготовиться. Ты же теперь в моей свите — так что одеться придется поприличнее.
Я от его наглости только ахнуть и успела. Хотелось крикнуть в черную спину князя что-нибудь ругательное. Да только обиду проглотить пришлось. В своем он праве. Как говорится, кто платит, тот и музыку заказывает.
Зигфрид отмер, только когда за Владом схлопнулась воронка портала, и сразу налетел на меня с упреками.
— Ты была у него в спальне! — возопил шваб.
— Ты б вообще помолчал. — Я резво вскочила и уперла руки в бока. — Сам не студент ни разу, а голову мне сколько морочил!
Мы обожгли друг друга гневными взорами, одновременно вдохнули для следующей тирады и… рассмеялись.
— Мы так быстро сдружились, что просто неудобно было признаваться. Это же огромная дистанция — преподаватель и студентка, ты даже представить себе пока этого не можешь…
— А я как поняла, что элорийское посольство заброшено давно, вообще чуть последнего ума не лишилась. Напилась просто в стельку, даже вспомнить стыдно…
— Лутоня, девочка, я же не смогу тебя бросить. Ты пойми, и бабушка твоя грозная, и даже големы тут совершенно ни при чем. Просто я в ответе за тебя.
— Ой, да перестань ты кручиниться. Добудем мы этот недостающий ингредиент. Подумаешь, лошадь волшебная! Да я этих лошадей навидалась, как опяток восенью — не перечесть.
Вот так, торопясь и перебивая друг друга, мы с Зигфридом тарахтели каждый о своем, почти не вслушиваясь в слова собеседника. Будто прошла стороной страшная беда, и сразу стало легко и просто и поверилось, что еще чуть-чуть, и все будет хорошо. И только одна мыслишка не давала мне покоя, будто застряла в глазу соринка мелкая — и вроде не больно, но чувствуется. Влад-то мне вовсе не мою ленточку вернул. Эта атласная, вон как на свету отблескивает, а моя суконная была. Только цвет и совпадает — глубокий такой, синий, как глаза у одного охальника, про которого я и думать не думаю.
В дверь настойчиво поскреблись.
— Не заперто, — вскакивая с лежанки, прокричала я.
Зигфрид отправился за ширму, тоже переодеваться, а в горницу проскользнул бывший карманник. Глаза его пытливо зыркали по сторонам, подмечая и смятую постель, и мою раскиданную по полу одежду. Ёжкин кот, представляю, какие мыслишки в голове парня сия картина вызывает.
— Чего надо? — без обиняков спросила я.
— Ребяты меня послали, — солидно подбоченился Глеб. — Колоб велел спросить: до смерти твоего охранника ухайдокать или сама хочешь поучаствовать?
Это что ж такое делается, люди добрые? Ни на минуту оглоедов оставить нельзя. Я-то думала, они свои разбойничьи замашки в лесу оставили. Ан нет! Златоусты драконьи! Вот я им сейчас…
Я ворвалась в общую горницу, просто искрясь от праведного гнева. На мгновение застыла на пороге, оглядывая место будущей сечи, и… сдулась, как парус без ветра. В трапезной царила тишь да благодать. Ванечка помогал Михаю просушить портки, держа их над открытым огнем у печи. Малорослик, ниже пояса укутанный в не пострадавший от воды зипун, вальяжно расселся на лавке и вел неспешную беседу с Колобком, прихлебывая квас из берестяной кружки. В общем, зря я вовкудлаку на подмогу неслась, даже обуться не успела.
— Чего это у тебя сапоги в руках? — Первым заметил меня атаман.
— Ноги устали, — пробурчала я, устраиваясь за столом и натягивая наконец-то обувку.
— Михай тут нам занятные вещи рассказывает. Говорит, ты на его господина работать подрядилась.
— Так я и не таюсь, — выбрала я и себе кружку поувесистей. — Ты только затем, чтоб в том удостовериться, Глеба за мной посылал?
— Пацана твоего шального? Да я и не говорил с ним вовсе. Он юркнул куда-то, только ты с бароном ушла.
— Странно… Он так уверенно заявил, что от тебя с вопросами…
— Какого пацана? — встрял Михай.
— Ну, воришку, — махнула я рукой. — Помнишь? Я же за ним бежала, когда ты на меня налетел. Он теперь ко мне прибился.
Валах фыркнул и наградил меня снисходительным взором:
— Помнить-то я помню. Забудешь твое явление, как же! Только баба это.
— Врешь! — ахнула я. — С чего так решил?
Михай постучал себя пальцем по носу.
— У нее как раз такой день… Короче, не перепутаешь…
Заинтересованный Иван попытался что-то уточнить у присутствующих, но я уже вскочила на ноги.
— Зигфрид! Он ей зачем-то понадобился. Ради этого весь маскарад и устроен!
— Вместе пойдем, — быстро сориентировался атаман. — Ванечка, хватай дядюшку.
Дурачок послушно протянул руки. Михай собрался в мгновение ока, кое-как натянул штаны и даже умудрился первым оказаться на месте. Из-за его спины я увидала то, чего видеть вовсе не хотелось — разгромленную горницу и бездыханного огневика, усыпанного зеркальными осколками.
ГЛАВА 9
О потерях, новых неприятностях и парикмахерском искусстве
Сбил, сколотил — вот колесо; сел да поехал — ах, хорошо! Оглянулся назад, одни спицы лежат.
Я почти совсем не помню своего детства. И родители в памяти остались лишь силуэтами, кругами на воде, пеплом кострища, прерывистым паучьим следом… Будто и не было их вовсе, а родилась я сразу же в кособокой бабулиной избушке на окраине густого хвойного леса. Вот как мы через все княжество с Ягой путешествовали от самой романской границы, как прятались и убегали от каких-то лихих людишек — помню очень даже неплохо. И как первый раз увидала чистенькую деревеньку в излучине Смородины и услыхала уютное название — Мохнатовка… Вот и сейчас, стоит только зажмуриться и попытаться не слушать высокий пронзительный звук, рвущий барабанные перепонки…
— Прекрати орать, — четко сказал Зигфрид, распахивая свои морозные глаза, белки которых теперь
