свою добычу к лицу. Ноздри затрепетали, губы расползлись в хищной улыбке, обнажив белые крупные зубы.
— Хороша жертва…
— Мы не посягаем на границы твоих владений, Мейера, — угодливо проговорила Марианна. — Повешенный у трех дорог рассказал, что здесь дают хорошую цену за наш товар.
— Значит, не зря висит, — ответила хрычовка. — Беру.
Перекинув из-за спины кожаный мешок, она протянула его ворожке. Джозефа, который отошел подальше от места свершения сделки, она будто бы и не замечала. Марианна благоговейно приняла суму, прижав ее к груди.
— Можно ли будет нам продолжить благотворное сотрудничество? — лепетала гадалка, заливаясь румянцем. — Не соизволит ли мудрейшая указать время и место?
Старуха сплюнула под ноги. Я проводила взглядом комок зеленоватой слюны.
— Нас осталось так мало, а девственниц в вашем мире так много… Десять лет проход будет закрыт. Я сказала.
И дага, брошенная ловкой рукой, вонзилась в снег по самую рукоятку.
Старуха, обернувшись ко мне, приказала:
— Пошли.
Я бы, может, и рада была исполнить повеление, но при первом же шаге пошатнулась и свалилась на землю.
— Э как тебя неаккуратно-то пырнули, — проговорила Мейера.
Мельком взглянув на рану, она поплевала себе на ладони и приложила их к моей груди. Меня обожгло огнем, я закричала.
— Норовистая какая, — усилила нажим колдунья. — Но-но, не балуй… Погоди еще немножко. Все!
Боль медленно отступила, забрав с собой даже дымовую одурь. Голова стала ясной, а тело налилось силой. Я легко поднялась, ощупывая место пореза. Там, где вошел кинжал, платье было разодрано, открывая поверхность глянцевой розовой кожи. Примерно так выглядят обычные шрамы через много лет после заживления.
— Благодарствую, — вежливо проговорила я. — Это у тебя, бабушка, слюна такая волшебная?
— Это пуща у меня волшебная, — хитро улыбнулась старуха.
— А где она? — подняла я брови.
— Да вот, — широко развела руки собеседница. — Это она и есть.
Я огляделась. Густая трава отливала всеми оттенками зелени, в кронах берез щебетали птицы, и через все небо коромыслом перекинулась многоцветная радуга.
— А франки куда подевались?
— Они здесь, — пояснила старуха. — Просто за гранью остались. Да ты сама можешь увидать, если поднатужишься.
Я прищурилась, пытаясь поймать то ли тень, то ли морок, мелькающий где-то за пределами видимости. Вот они, голубчики. Будто за мутной стеклянной стеной. Суетливо разбирают содержимое кожаной котомки, переговариваются. Марианна восхищенно всплескивает руками, Джозеф хохочет, по- лошадиному закидывая косматую голову. А за порогом-то все так и осталось — утоптанный сероватый снег, дымный костерок, смятая холстинка… Вот из-за голых стволов деревьев выскочили фигуры. А много-то как! Десятка два, не меньше. Франки встрепенулись, попытались бежать, но их догнали и скрутили в два счета. Интересно, что за дела творятся в пределе, который я оставила? И лишь рассмотрев высокую фигуру в черном, выступившую последней на сцену побоища, я догадалась, в чем дело. Исполнили «тени» господарев наказ, отыскали заветный переход. Да поздно. Дракон сосредоточенно озирался; высмотрев место, где меня закололи, подбежал, опустился на колени, ощупывая руками кровавые следы. Губы его шевелились. Да только вот не расслышать мне отсюда, из пущи Заповедной, о чем говорит валашский князь. А ему и того больше — не увидать меня, бедовую.
— Влад! — прошептала я, сама не веря в удачу. — Я здесь…
На мгновение, перед тем как стерлась призрачная грань, мне показалось, что мы с Драконом встретились взглядами. Он покачал головой, и все исчезло.
Краски стали еще ярче, заливистее распелись пичуги, легкий ветерок одарил густым ароматом цветущей вишни. У меня на глазах выступили слезы.
— Налюбовалась? — строго спросила Мейера.
Я обреченно кивнула.
— Тогда пошли. — Старуха взяла меня за руку и повела по тропинке.
ГЛАВА 12
Об основных задачах коневодства
Волк и овца сватьями не станут, а если и станут, овца не обрадуется.
Сколько слов существует для определения зеленого цвета? И малахитовый, и буро-зеленый, и салатный, и горчичный… Ой, да мало ли их — для каждого оттенка. Здесь же, в Заповедной пуще, можно обойтись и одним. Только я такого слова не знаю. Как можно назвать яркий, очень яркий, такой яркий, что глазам больно, зеленый? Зеленющий? Ну может, и так… Здесь вообще всех красок было в избытке, но только каких-то лубочных, без переходов и полутонов. Если цветок, то солнечно-желтый с медово сочащейся нектаром сердцевиной; если белка, то рыжая, как язычки пламени; даже надкрылья жуков были такой черноты, что самая глухая ночь в сравнении не темнее сумерек покажется. И запахи густые, хоть ложкой ешь, и звуки…
— Мир наш по устройству похож на лоскутное одеяло, — рассказывала Мейера, проводя меня по едва заметной тропке, петляющей в весеннем лесу. — Много народностей, много языков, каждый люд на своем шматке живет-поживает. А в некоторых местах ветошка-то и расходится. Вот так и мы — индры. Когда-то в незапамятные времена близко к вам жили — плечом к плечу встречали опасности, вместе невзгоды преодолевали. А потом рассорились — из-за вашей людской жадности и подлости. И решили мы оторвать наш лоскуток, чтоб не ходили к нам захватчики, не разоряли наши рощи да не убивали нас смертью лютой. И только несколько тонких волоконец соединяет теперь ваше поднебесье с нашим. И у каждого перехода бдит мудрейшая, оберегая путь…
— Бабушка, а когда ты в лошадку перекинешься? — спросила я, едва поспевая за пружинящим шагом проводницы.
— Не время для вопросов, — отрезала та, еще ускоряя движение.
Стена деревьев неожиданно раздвинулась, выпуская нас на небольшую полянку, со всех сторон окруженную густым лиственным лесом.
— Садись. — Мейера указала мне на мшистый чурбачок, вросший в землю у стены хибары.
Избушка ее была земляной, только с одного бока прикрытой бревенчатым срубом. Если с другой стороны полянки глянуть — так только холмик и увидишь. И хозяйства никакого не наблюдается: ни козьего загона, ни курятника, ни грядки какой с овощами. Я послушно умостилась. Колени мои оказались при этом чуть не у подбородка. А неустойчивость и небольшой размер посадочного места заставляли все время балансировать, чтоб не упасть.
Старуха вошла в жилище, пошарудела там чем-то и вынесла стопку чистой одежды.
— На вот. Примерь.
Я с облегчением вскочила.
— А теперь-то вопросы задавать можно? — осторожно начала я разговор, натягивая узкие порты и длинную домотканую рубаху, сестрицу той, в которой щеголяла хозяйка.
