Полно глумиться над пьяной чумой! Вам ли, создавшим шинки с балаганами, Ныне кричать о России хмельной?! Нешто ж сробела народная силища Перед безродным, воинственным злом? Где же ваш смех, Николай свет Васильевич, Что за кручина легла на чело? Верю – взбунтуются реки бурливые, Дивная тройка продолжит свой бег. И полетит над лесами и нивами Чистый и звонкий живительный смех. До 1994 МОЙ ПРЕДОК БЫЛ И ГРУБ, И НАГЛ… Мой предок был и груб, и нагл, Но равно – честен и умен, И твердо вел его Симаргл По темной лестнице времен. Он делал только то, что мог, Знал меру в лени и в еде, И привередливый Даждьбог Не оставлял его в беде. Он пел, Эол гуслярных струн, А если был черед войне – Его копье держал Перун И метко бил по Сатане. Былое дело не вернешь, Но в малом сердце – боль и мрак: Таких богов отдать за грош И с тем грошом пойти в кабак! И это был тот самый грех, Что видел Бог сквозь иней вежд. Один из тьмы он стоил всех, Что были сделаны допрежь. Сей давний долг – как тяжкий груз. Его сквозь темь угасших лун Простит, быть может, Иисус, Но не простит вовек Перун. До 1994 ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ Правда и радость закованы в цепи. Русский музей превращен в балаган. Скрыты в запасники Шишкин и Репин, Ге, Айвазовский, Крамской, Левитан. Всякой эпохе отпущен свой гений, Славен и светел былой пьедестал. Ныне на нем мастера безвременья – Татлин, Филонов, Кандинский, Шагал. Странные звуки, нелепые лица, То ли паноптикум, то ли парад, Низкое небо зловеще клубится, Знаменем реет в нем черный квадрат. Сам по себе он не стоит ни цента – Черная краска в помятом ведре, Несколько метров холста иль брезента, И эпохальный шедевр на стене. Он как кизяк на пустынной дороге, столь же духовен, красив и велик. Чем покорил он галдящих пророков, Как объяснить их восторженный крик? Скудость ума заслоняя витийством, Нас поучает заезжий эстет: В этом творении супрематистском Собрано все, чем богат белый свет. До 1994 КОМУ Я ЭТО ГОВОРЮ!
