по крови Савве были только Томочка и Света. Юлия — моя дочь от первого брака. Но речь сейчас не о кровных узах. Для Саввы не имели значения живые люди, только музы, эти бездушные куски мрамора. А я посмела нарушить их покой...
— После того как вы восстановили павильон, смерти прекратились? — Крысолов сосредоточенно потер переносицу.
— Да, до недавнего времени. Несколько месяцев назад на смотровой площадке обсерватории повесился Максим, мой приемный внук. Его нашла утром наша домработница Зинаида.
Воспитанный мальчик сказал бы «соболезную», но Крысолов не был воспитанным мальчиком, поэтому спросил:
— Перед тем как погиб ваш внук, в павильоне проводили какие-то работы?
— Нет! — От одной только мысли о том, что этот кошмар может повториться, по спине побежала струйка нота. — Я запретила! Все знали мой запрет, никто бы не посмел их тревожить. Уже после смерти Максима я велела повесить замок на дверь, ведущую в обсерваторию. От греха подальше.
Пес у ног Крысолова вдруг угрожающе зарычал. Мальчишка успокаивающе погладил его по голове, подошел к настежь распахнутому окну, внимательно всмотрелся в темноту и только потом заговорил:
— Вы сами себе противоречите, Ната. Если на сей раз павильон никто не трогал, то у призрака, какого угодно призрака, не
