палец Саввы. Было в этом жесте нечто интимное и собственническое одновременно. — Особенная вещь для особенного мужчины. — Черные глаза хищно блеснули из-под густых ресниц. — Мой дед прожил до ста лет, мой отец наверняка перешагнул бы столетний рубеж, если бы его... — Лала запнулась. — Если бы его че репрессировали. Они говорили, что камень излучает свет. Вы видите свет, Савва?
— Нет, — он соврал привычно, не моргнув и глазом, но если бы кому-нибудь вздумалось отнять у него перстень, то, не задумываясь, перегрыз бы ему горло.
— А я вижу. — Лала улыбнулась загадочно и многозначительно. — Наверное, это оттого, что я последняя в роду Георгиане. Но, как бы то ни было, я надеюсь, что подарок вам понравится...
Она уходила от Саввы неспешно, даже царственно, и камень пульсировал в такт ее шагам. И так же, в такт, билось сердце Саввы. Он влюбился. Влюбился в женщину, которая не подходила ему совершенно, в норовистую и опасную, лишенную собственного света. Он влюбился в ожившую мраморную деву. Всему виной был камень, Савва понимал это с неотвратимой ясностью. Понимал, что любовь его —
