Прости меня. — Она коснулась кончиками пальцев его небритого подбородка и тут же отдернула руку. — Я понимаю, что прошу о невозможном, но все равно... Арсений, прости меня, пожалуйста, если сможешь.
— Уже. — Он прикрыл глаза. Лицо его в этот момент было смертельно уставшим, он даже стоять без поддержки не мог — придерживался рукой за подоконник. — Раньше, наверное, у меня не получилось бы, но теперь... Я прощаю тебя, Марта.
Ей хотелось плакать от радости и облегчения, ей хотелось целовать его измученное лицо и тонкие музыкальные пальцы. Проклятая гордость и непосильный груз условностей не позволили. Вся ее благодарность уместилась в одно-единственное слово...
— Спасибо.
— Не за что. — Арсений улыбнулся, но улыбка его была настороженной, а во взгляде читалась неудовлетворенность. — Послушай, если уж у нас ночь признаний, ты больше ничего не хочешь мне рассказать? Видишь, Марта, я сегодня добрый и всепрощающий.
Она бы рассказала. Она бы даже нашла силы для того, чтобы превратить в слова то чувство, которое зарождалось и набирало силы где-то глубоко в душе. И на условности бы наплевала, и на собственную гордость, только бы он не смотрел на нее вот так — внимательно и настороженно, как на врага. Но бездонная пропасть, их разделяющая, ширилась с каждой секундой, а чувства все никак не трансформировались
