Прочел с чувством, с ритмом, с расстановкой. Три раза. Читал и чувствовал себя дурак дураком. Что это еще за «сим-сим, откройся»! Вызывалка какая-то детская, несерьезная. Вряд ли сработает.
Ладно, чего уж теперь! Еще неизвестно, нужно ли ему, чтобы сработала. Сейчас как вынырнет из озера образина, как посмотрит... Мурашки сгрудились где-то на загривке, а потом дружной толпой ринулись на макушку. Да так, что аж волосы зашевелились. Страшно, блин...
Он стоял на самом берегу, в любую секунду готовый дать деру, но ничего не происходило. Никаких тебе знаков, никакого таинственного бурления. Озеро как озеро – тихое, даже подозрительно тихое.
За спиной что-то хрустнуло, и он испуганно вскинулся, выматерился. Твою ж мать, принесла нелегкая!
Юродивый стоял, опершись плечом о вербу, всего в каких-то нескольких метрах от него. И подкрался же неслышно, скотина безмозглая!
– Звал? – А голос у него странный, сиплый какой-то, стариковский.
– На кой хрен ты мне сдался?! – От злости на то, что с вызовом Василиска ничего не вышло, зачесались кулаки. Ничего, он знает, об чью морду их почесать. Сейчас этому недоноску мало не покажется...
Юродивый, вопреки ожиданиям, убегать не стал, стоял себе, ручонки на груди скрестил. Так и захотелось ручонки эти из суставов повыдернуть. Он бы, наверное, и повыдергал, да только не получилось... Вроде дурачок и не шелохнулся даже, а его вдруг ни с того ни с сего отшвырнуло обратно к воде, больно шмякнуло головой о торчащую из мокрого песка корягу.
– Человечки... – сказал юродивый не то с жалостью, не то с раздражением, по голосу этому неживому не понять. – Устал я от вас... – он подошел совсем близко, присел на корточки, посмотрел сверху вниз.
Господи, какие же у него глаза! Жуткие, нечеловеческие. Золотая радужка и вертикальные зрачки... А раньше вроде бы глаза были голубые... Получилось, что ли?..
– Получилось, – юродивый или неюродивый? – вздохнул, уселся прямо на песок, спросил вполне миролюбиво: – Чего звал?
Охренеть! Значит, вот этот прыщ и есть Василиск?..
– Дурак... – похоже, собеседник читал его мысли. – Это, – он хлопнул себя по груди, – всего лишь гонец. Не самый лучший, но уж какой есть. Меня в основном вот такие, блаженные, слышат. С этим управляться тяжко, только ближе к закату слушаться начинает, а в остальное время противится. А ты что думал, сейчас озеро разверзнется, и я тебе явлюсь во всей своей красе?
– Ну, примерно так и думал. – Сработала призывалка-то...
– Я-то могу явиться, – юродивый затрясся от смеха. Смех был неприятный, визгливый. Хоть уши зажимай. – Да вот только разговор у нас с тобой получился бы короткий.
– Почему?
– Потому что сдох бы ты сразу от моего взгляда. Я же Василиск... Вот и приходится с такими, как ты... через гонца, чтобы не убить ненароком.
– Спасибо, что не убил.
– Еще успеется. Так чего звал? Откуда об уговоре знаешь?
– Из дневника... ну, того, что прежний хозяин поместья писал. Умер он...
– Умер, – юродивый кивнул, соглашаясь.
– А я могу уговор исполнить. – Все, теперь или пан или пропал! Назад дороги нет.
– А взамен что? – Золотые глаза блеснули в темноте, и озеро, до того спокойное, вдруг заволновалось, пошло волной. Вот черт! Сейчас этот змей еще чего доброго всплывет... – Не бойся, человечек. – Юродивый махнул рукой, и озеро тут же успокоилось.
– А взамен мне бы денег. Тут во время Великой Отечественной немцы с золотом утонули...
– Значит, золота хочешь?
– Слитков золотых. Там, на дне, должно быть много...
– Много. У меня вообще много всяких побрякушек, человечкам любых.
– Так это... договорились?
Юродивый смотрел на него долго, не мигая, и от его змеиного взгляда хребет сковало холодом, так что не шелохнуться.
– Завтра на закате. Ты мне невесту, я тебе – золотишко.
– А куда мне ее тебе доставить?
– Сейчас расскажу. – Юродивый наклонился близко-близко, зашипел на ухо.
А работенка-то получалась непыльная. Тут главное – девчонку из дома незаметно вывести, а дальше уже не его забота. Только бы змей с золотом не обману...
– Не обману. – Юродивый встал, потянулся. – Вот тебе за старания. Остальное потом... – На песок с гулким уханьем упал золотой слиток с печатью того самого прибалтийского банка. Аванс, значит...
Слиток был приятно тяжелым, весил килограмма три, не меньше. Интересно, много еще у этого... змея таких?
Ответа он так и не дождался, потому что некому было ответить. Юродивый исчез, как сквозь землю провалился, а озеро опять заволновалось, накатило на берег высокой волной, замочило одежду. Да хрен с ней, с одеждой! Главное, что выгорело все! Кому сказать – не поверят, что такое вообще возможно. А оно вот, оказывается, возможно, и трехкилограммовая тяжесть золотого слитка – лучшее тому доказательство...
...Голова гудела, а во рту отчетливо ощущался металлический привкус. Открывать глаза было страшно. Аля не помнила почему, но чувствовала этот страх кожей. Память возвращалась медленно.
Стук в дверь...
Товарищ Федор...
Хозяйка, поговорить надо...
Зимний сад...
Пальмовая ветка, похожая на опахало...
Змеиные глаза...
Кажется, она сначала закричала, а уж только потом очнулась окончательно...
Не было больше зимнего сада. И товарища Федора, слава богу, тоже не было. А было озеро и старая лодка, мерно покачивающаяся на волнах у самого берега.
Причудилось?..
– Очнулась? – Голос знакомый, сочувственно-заботливый. И лицо знакомое, красивое, улыбающееся. Егор...
Аля попробовала сесть – не вышло.
– Осторожнее, – Егор подался вперед, подхватил на руки. – Надолго он тебя отключил, дружок твой.
– Егор, у меня руки связаны. – И руки, и ноги – вот почему сесть не получилось. Что же такое произошло? Где товарищ Федор?
– Связаны, – Егор согласно кивнул. – Прости, но это вынужденная мера. Я тебя потом развяжу, обещаю.
– Потом?..
– Когда время придет, – не опасаясь замочить джинсы, он шагнул в воду, прямо к покачивающейся на волнах лодке. – Тут не очень удобно, но я одеяло на дно постелил, чтобы мягче было, и не так грязно.
Одеяло не помогло, лодка была грязной и пахла рыбой. Откуда в Мертвом озере рыба?.. И куда они?..
– Егор, что происходит? – Что-то длинное и твердое больно уперлось в бок.
– Погоди-ка, – Егор нагнулся, вытащил из-под нее весла, сказал чуть раздраженно: – Лучше бы было на моторке прокатиться, но моторка – это слишком шумно, еще услышат. Ты спрашиваешь, что происходит? – он улыбнулся ясной, безмятежной улыбкой. – Пока ничего, но скоро произойдет. Понимаешь, Алевтина, лично против тебя я ничего не имею, ты мне даже симпатична, я бы с тобой даже в любовь поиграл, но, – он вздохнул с почти искренним сожалением, – во-первых, тебе моя любовь не по вкусу пришлась, тебе ученые очкарики больше нравятся, а во-вторых, не про мою ты, оказывается, честь.
– А про чью я честь? – Металлический вкус во рту усилился, невыносимо сильно захотелось пить. Хоть воды из озера, лишь бы заглушить этот мерзкий вкус.
– Ты же сама все прекрасно знаешь. – Егор аккуратно расправил складки на Алином сарафане, смахнул прицепившуюся к подолу травинку. – Он решил, что ты его невеста, и с этим уже ничего не поделаешь. Тут сопротивляйся – не сопротивляйся... Судьба, ничего не попишешь. Вон на тебе и клеймо его, – он провел пальцем по обнаженному Алиному плечу, – и печать он тебе свою пожаловал.
Перстень на Егоровы слова отозвался болезненным уколом, красное нутро камня на глазах налилось багрянцем.
– Куда мы плывем? – Смотреть на этого предателя не хотелось, и Аля стала смотреть на воду. Вода была похожа на деготь, такая же черная и густая с виду.
– Пора нам, – Егор вставил весла в уключины, сказал: – Он и так слишком долго ждал. А на все вопросы я по пути отвечу, если ты не возражаешь.
Давно не смазываемые уключины громко скрипели, Егор недовольно морщился, не то от этого скрипа, не то из-за того, что приходится грести.
– Мы к противоположному берегу плывем, – наконец заговорил он. – Туда, где церковь под воду ушла. Он нас там будет ждать.
– Кто – он? – дышать вдруг стало больно, а вода, до этого черная, начала отливать багрянцем, как совсем недавно камень на перстне. Или это из-за солнца? Солнце садится, вот и вода от его лучей красная.
– Ты же сама знаешь кто, – Егор улыбнулся. – Василиск, озерный змей. Я теперь у него вроде как в услужении, вместо твоего покойного деда.
– Деда ты отравил?
– Откуда знаешь? – лоб Егора пересекла глубокая морщина.
– Догадалась.
– Догадливая. Только ты его не жалей, не за что его жалеть, уж поверь мне. Это ж он тебя Василиску в жены приготовил, как жертвенную овцу. Все согласно договору: змей – Бежицким денежки и прочие блага цивилизации, а Бежицкие – змею новую невесту, когда Настасьин срок выйдет. Срок вышел, и дед тебя нашел. Вот так-то!
Да, вот так-то. От судьбы не уйдешь... И никакая она не овца, она разменная монета в чужой игре. У деда не вышло, тогда Егор подсуетился. Он теперь не просто расхититель гробниц и убийца, он теперь в услужении у самого Василиска. Господи, как же страшно...
И Гришаев не сумел помочь, не успел. Они же думали, что ночи нужно бояться, а сейчас еще светло совсем. Кто ж знал?..
– А товарищ Федор? – от воспоминания о змеиных глазах – расплавленное золото, черная щель зрачка – к горлу подкатила тошнота. – Он кто?
– Дурачок-то? – Егор беззаботно махнул рукой. – Напугал он тебя, правда? Я когда в первый раз в его глаза заглянул, тоже сильно испугался. Только ты, Аля, не на того думаешь. Ты же думаешь, что это он Василиск, а он всего лишь василисковы глаза и уши. Такой же слуга, как и я, только невольный. Позвал его змей, а он устоять не смог. Выходит, не зря наш юродивый воды боялся, чуял, кто его там ждет.
