Подопечная появилась в поместье через неделю. К тому времени Гришаев успел уже обжиться, освоиться и составить кое-какое представление о хозяине и постояльцах. Девчонка была красива той идеальной красотой, которая Гришаеву никогда не нравилась. Ладная фигурка, длинные ноги, натуральный блонд, смазливая мордашка – одним словом, ожившая кукла Барби. Мозги, скорее всего, тоже как у Барби. А как же иначе при таком-то типаже? Похоже, проблем с подопечной не избежать.
Он как в воду глядел, когда предсказывал проблемы. Неприятности начались в первую же ночь, сразу после званого ужина в честь новообретенной внучки. На ужине Гришаев расстарался, рассказал все страшилки, какие только знал о здешних местах. Преследовал он при этом одну конкретную цель, хотел, чтобы девчонка испугалась как следует и поменьше шастала по окрестностям. Выступление удалось, отчасти благодаря его ораторскому мастерству, отчасти из-за того, что рассказ удачно совпал с природными катаклизмами в виде небывалой грозы. А тут еще колокольный звон, который гости, с подачи господина Иванова, тут же приписали Гришаеву. Со звоном еще предстояло разобраться, но в остальном все вышло как нельзя кстати. По глазам подопечной было видно, что она впечатлена и напугана.
Ночь Гришаев провел на боевом посту, засев в кустах сирени поблизости от гостевого крыла. С мокрых веток ежесекундно капало за шиворот, поэтому риск заснуть от безделья сводился к нулю.
События начали развиваться ближе к утру. Окно девчонкиной комнаты, больше похожее на дверь, тихонечко распахнулось, выпуская наружу весьма колоритную особу. Поначалу Гришаев подумал, что это сама девчонка собралась на прогулку, но потом присмотрелся и от первоначального предположения отказался. Дамочка, выбравшаяся из окна, выглядела сущим привидением: развевающийся балахон, распушенные черные волосы, точно белилами подведенное лицо. Выйдя из комнаты, дамочка остановилась, прижалась руками к стеклу и завыла замогильным голосом. А потом раздался истошный девчонкин визг, и привидение резво так метнулось прочь от дома. Гришаев рванул следом, но в наползающем со стороны озера тумане ночную гостью упустил. Времени на розыски было мало, потому как ему еще предстояло заскочить к себе, спешным порядком переодеться в пижаму и спуститься на первый этаж к опочивальне подопечной.
У закрытых дверей опочивальни уже суетился верный рыцарь Оленин. Суетиться-то суетился, но открыть запертую дверь никак не решался. А девчонка тем временем замолчала, и тогда уже Гришаев не на шутку испугался. Еще не хватало в первый же день потерять клиентку. Дверь с петель он снес, вот только плечо после этого еще долго ныло.
Девчонка оказалась жива-здорова, только изрядно напугана. Ну так ничего удивительного, если принять во внимание, что ночная гостья представилась Настасьей-утопленницей. Вот оно, кажется, и начинается. Кто-то его подопечную пытается запугать. Знать бы еще, кто и с какой целью.
Оказалось, что его присутствие в опочивальне лишнее, оказалось, что Оленин готов прекрасную даму защищать собственными силами. Даже готов предоставить ей свою комнату. Даме бы отказаться, ведь приличная же с виду девушка, а она согласилась, оправдала загодя составленное о ней мнение. Кукла Барби, безмозглая, слыхом не слыхивавшая о морали... Ну да ладно, не таких доводилось опекать.
Мнение о девчонке изменилось на следующий день, когда эти отморозки, Колян с Толиком, зашвырнули в озеро несчастного товарища Федора. Гришаева тогда на причале не было, а когда подбежал, оказалось, что все стоят, точно стадо баранов, и наблюдают, как пацан тонет.
Все, да не все. Девчонка не стояла, как была в одежде, так и сиганула в воду. Пришлось следом, потому как он за ее охрану деньги получает, и немалые. А она, дуреха, глубоко ушла. Он тогда не на шутку за нее испугался, выловил из воды уже полудохлую. Его бы воля, собственноручно утопил за такую самодеятельность. Но, с другой стороны, сравнивать девчонку с куклой Барби расхотелось. Не всякий мужик отважится вот так, очертя голову, незнакомого пацаненка спасать...
Было и еще кое-что, одна маленькая деталь. После разговора с дедом на девчонкином пальце оказалось весьма любопытное колечко. Выглядело колечко очень солидно и наводило на размышления о том, что дед внучку решил приблизить и облагодетельствовать. И, возможно, все ее проблемы имеют под собой вполне материальную базу – финансовую.
В тот день Гришаев окончательно понял, что работа предстоит серьезная. Во-первых, угроза девчонкиной жизни была вполне реальной и исходила не от какого-нибудь призрака, а от кого-то из постояльцев, а во-вторых, сама она оказалась девка не промах. Такие умеют попадать в неприятности.
С неприятностями он не ошибся. Неприятности начались в ту же ночь. Гришаеву повезло, что новая девчонкина комната соседствовала с его собственной и не было нужды всю ночь сидеть в кустах, достаточно лишь немного приоткрыть балконную дверь.
Сначала он услышал что-то вроде плача и решил, что вчерашняя дамочка снова решила нанести его подопечной визит. Он уже сунулся было на балкон, да вовремя остановился, замер на пороге. Послышалось шлепанье босых ног, а потом на балкон вышла девчонка, свесилась через перила, с кем-то поговорила вполголоса. Гришаев, как ни старался, не мог расслышать, с кем именно. А потом случилось непредвиденное: девчонка, как была в наброшенной поверх ночной сорочки кофте, сиганула вниз. Вот просто взяла и спрыгнула...
Гришаев тихо выматерился, бросился за ней. Да куда ему, он же не человек-паук и не женщина-кошка, он по карнизам скакать не обучен! Нет, он, конечно, спустился, по водосточной трубе, но было уже поздно. Девчонки и след простыл.
Ох, как же ему тогда было паршиво, какими только словами он себя ни костерил, пока метался в темноте в поисках этой ненормальной. И ведь хрен бы нашел, если бы не случай.
Он стоял на дороге, зажатой между озером и Настасьиной топью, растерянный, точно он никакой не профессионал, а бестолковый мальчишка-новичок, весь мокрый от пота и от росы, когда всего в нескольких метрах от себя услышал крик. Кричала Алевтина, сначала испуганно, а потом как-то обреченно. Хорошо, что кричала – он хотя бы понял, в какую сторону бежать.
Девчонка барахталась в болоте. Теперь, когда их разделяло каких-то несколько метров, он мог ее видеть. Он, конечно, не кот, но в темноте видел получше многих людей. Девчонка тонула... Вытаскивать пришлось за волосы, грубо, без изяществ, зато наверняка. Вытащил, перенес на дорогу, развернул лицом к поместью. Все, пусть идет домой – путешественница.
А она не пошла, плюхнулась на землю, разревелась, как маленькая. В комнате у постороннего мужика ночевать не маленькая, со второго этажа прыгать не маленькая, и в болоте тонуть тоже не маленькая, а тут гляди ж ты! А он – козел! С такими делами справлялся, репутацию имел безупречную, специалист экстра-класса! А тут такой прокол! Какая-то соплячка едва не уделала. И сама едва на тот свет не отправилась. Вот так хорошо он ее охранял...
Девчонка выла минут десять, а потом, наконец успокоившись, побрела к поместью. Гришаев шел за ней почти по пятам, а потом, когда дверь парадного входа захлопнулась у нее за спиной, обошел дом по периметру. Есть у него еще одно дело, не терпящее отлагательств...
На второй этаж он забрался по водосточной трубе. Цепляясь за плети винограда, по узкому карнизу подполз к черному провалу открытого по случаю небывалой жары окна. Несмотря на царящую в комнате темноту, господа Ивановы не спали. Господа Ивановы ругались. Точнее, ругалась Эллочка, а муженек по большей части отмалчивался да, судя по характерному бульканью, запивал стресс спиртным.
А стресс у него был, да еще какой стресс! Своими собственными руками едва не отправил на тот свет человека. Эллочке, видите ли, понравился Алевтинин перстенек, Эллочке перстенек захотелось до зарезу. А тут такая удача: идут они с Русалочьего озера и буквально налетают на эту маленькую прошмандовку. Прошмандовака, стало быть, это Алевтина. То, что это она, а не кто-то другой, Эллочка носом почуяла – духи какие-то особенные унюхала. Вот ведь баба сволочная! У него, у Гришаева, зрение кошачье, а у этой, выходит, – собачий нюх. Сам-то он эту парочку заприметил, уже когда несся к Настасьиной топи, еще удивился мимоходом, чего это они посреди ночи разгуливают. Кстати, неплохо бы выяснить – чего...
Вадим Семенович, видать, жену свою очень любил, коль рискнул ради бабьей блажи пойти на преступление, напасть на беззащитную девушку. Убивать он ее не хотел – боже упаси! – просто собирался в темноте колечко умыкнуть. А девушка оказала сопротивление и как-то – ну совершенно без посторонней помощи! – очутилась в болоте.
Гришаев слушал этих двоих и скрипел зубами. Вот ведь уроды! Ну ладно, позарились на кольцо, ну не вышло, так будьте же людьми – помогите человеку из топи выбраться! Не помогли... Ладно, с этими двумя он разберется позже. Сейчас не мешало бы глянуть, чем его подопечная занимается.
Подопечная была не одна. Верный рыцарь Оленин уже вовсю старался, утешал прекрасную даму. А этот-то с какого перепугу не спит? Ну, вообще-то ясно, с какого перепугу: девчонка вон совсем невменяемая, такую бери голыми руками – сопротивляться не станет. Вообще-то в обязанности Гришаева блюсти душу подопечной от растления не входило, ему бы тело уберечь, но на сердце сделалось как-то паскудно. И вместо того чтобы уйти к себе, он засел на балконе...
В дверь постучали на рассвете. Товарищ Федор выглядел не просто испуганным, а смертельно испуганным, говорил, что нашел на берегу хозяина, совершенно мертвого. Гришаев ему почти сразу поверил, наверное, ждал от этого места какой-нибудь новой пакости. Дурачок не обманул, и у Гришаева появился повод на вполне законных основаниях побеспокоить влюбленную парочку.
Он успел к самому интересному: Оленин уже стаскивал с девчонки одежки, а девчонка вроде бы и не очень этого хотела. Пришлось вмешаться...
Завещание огласили вечером того же дня. И сразу же после оглашения началось представление, потому как оказалось, что с наследством дед перемудрил, оставил все движимое и недвижимое товарищу Федору. У Гришаева отлегло от сердца: если девчонке ничего от старика не перепало, значит, и со свету сживать ее уже незачем. А вообще как-то неожиданно все закончилось.
Но оказалось, что ничего еще не закончилось. Оказалось, все еще только начинается. Той же ночью девчонка еще раз решила совершить променад. К счастью, она воспользовалась дверью, а не окном, и Гришаеву не пришлось лазить по стенам. Настораживало другое: девчонка вышла из дому в одной ночной сорочке, странноватая экипировка для прогулки. Маршрут она выбрала привычный – к озеру. Шла быстро, но как-то неуверенно, пошатываясь. Напилась, что ли, с горя, что наследство не досталось? На бережку постояла секунду, точно к чему-то прислушиваясь, а потом шагнула в воду.
Гришаев не сразу врубился, что она не купается, а тонет. Бросился следом, только когда дуреха зашла в озеро по шею, схватил за шиворот, выволок. Не то чтобы она сопротивлялась, она вообще вела себя как-то странно, точно неживая или сонная. Уже там, на берегу, матерясь и тряся ее, словно тряпичную куклу, он понял, что девчонка и в самом деле спит. Вот дела! Только приступов лунатизма ему не хватало.
Гришаев как раз тащил подопечную вверх по склону, когда со стороны озера послышался звук, не то ворчание, не то вибрация, и затылок опалило чужой, физически ощутимой яростью. Он не был мистиком, он был прагматиком до кончиков волос, но здесь, в этом богом забытом месте, явно творилось что-то странное.
На сей раз рисковать и оставлять девчонку без присмотра он не стал, приволок в свою комнату. А то мало ли что, а ну как припрется рыцарь Оленин, да и воспользуется ее беспомощным состоянием. Он бы и сам, наверное, воспользовался, не будь у него жестких моральных установок, потому как мокрая, а оттого совершеннейшим образом прозрачная сорочка – это же разве оплот добродетели?! Это же самая настоящая провокация...
Он едва успел затолкать собственное мокрое барахлишко подальше под кровать, как девчонка пришла в себя и устроила истерику. Пришлось соврать, что она сама к нему явилась, без спросу. Пришла и давай приставать. Про приставать – это он уже исключительно из вредности сказал, чтобы дезориентировать ее окончательно. Ну, конечно, где это видано, чтобы такая красотка домогалась какого-то там этнографа! Такая красотка не про его честь. Да и на кой черт она ему сдалась!
А потом в поместье появился этот татарский хрен, Алевтинин муж, и Гришаев очень многое о себе узнал. Особенно когда понял, что новоявленный муж творит со своей молодой женой. Хрен оказался настоящим садистом, патологическим, неизлечимым. А эта дуреха вместо того, чтобы заорать, позвать на помощь, молчала, умывалась кровавыми слезами и молчала.
Наверное, впервые в жизни Гришаев потерял самоконтроль. А какой, к чертям собачьим, контроль, когда этот выродок ее на ремни резал?! Хрену досталось так, что следующий раз неповадно будет беспомощных женщин обижать, – это хорошо. Плохо другое – плохо, что Алевтина видела, каким именно, слишком уж радикальным для простого этнографа способом он расправлялся с ее муженьком. Ох, не избежать теперь ненужных расспросов...
Насчет расспросов он не ошибся. Выкручиваться пришлось на ходу, стараясь не смотреть на ее живот и голые ноги, вообще стараясь смотреть на нее поменьше – от греха подальше. Ошибся он с приоритетами. Оказывается, главное в его работе не профессионализм, а отсутствие личной заинтересованности, отстраненность от проблем клиента. С этой... с Алевтиной оставаться незаинтересованным никак не получалось. Как-то незаметно, исподволь, у нее получилось втянуть его в свой ближний круг, превратить в преданного сторожевого пса. То есть сторожевым псом он и до этого был, но исключительно по долгу службы, а теперь вот... не поймешь, что с ним творится.
От опасных вопросов его спасла Эллочка. Эллочке было страшно, потому что она увидела покойника. Покойником оказался Алевтинин муж...
Вот тогда-то, слушая бессвязные причитания Эллочки и Вадима Семеновича, Гришаев окончательно утвердился в мысли, что не только со здешними обитателями не все чисто, с озером тоже творится что-то неладное. Змей – не змей, но какая-то тварь в нем точно живет. И к Алевтине эта тварь имеет непосредственное отношение. В ту ночь у господина Иванова он выяснил еще кое-что. Припугнул, что знает о нападении, и Вадим Семенович раскололся.
