длиной, украшенный драгоценными камнями, сам похожий на украшение.
– Вот он, – Аглая протянула ключ Михаилу, спросила: – Этого достаточно, чтобы найти клад?
– Нет. – Михаил смотрел на ключ и не решался взять его в руки. – К ключу должна прилагаться инструкция.
– Какая инструкция?
– В моем случае – это листок бумаги с указанием дня, точного времени и количества оборотов ключа. У Сандро, наверное, что-то похожее.
– А у меня ничего. – Аглая покачала головой. – И гипноз никакой не поможет, потому что я вспомнила все, что только могла вспомнить.
– Может быть. – Он все-таки решился, взял ключ, повертел в руках. – Но без инструкции все это не имеет смысла.
– Не имеет. – Аглая всматривалась в мрачное лицо Михаила, стараясь понять, насколько важно для него отыскать этот клад. Нет, не так, незачем себя обманывать! Она старалась понять, что для него более значимо: она или клад.
– К черту! – Михаил неожиданно улыбнулся, притянул ее к себе. – Бог с ним, с кладом! Свое сокровище я уже нашел. – Он говорил, и с каждым сказанным словом голос его становился все тише, а взгляд все внимательнее.
– Сокровище – это я? – Солнечные лучи отражались от драгоценных камней на ключе, разноцветными бликами рассыпались по лицу Михаила.
– Если ты не возражаешь. – Он улыбался, на сей раз не робко, а широко и открыто, как в юности.
– Кто ж откажется от такого статуса? – Аглая хотела пожать плечами, но Михаил держал ее так крепко, что с иронией, пусть даже и весьма дозированной, ничего не вышло, вопрос прозвучал очень серьезно. Наверное, поэтому ответ получился не менее серьезным и многообещающим.
– Я больше никогда не откажусь.
Михаил смотрел на нее так, как никогда не смотрел на нее ни один мужчина. И слова говорил такие, каких ей тоже никто никогда не говорил. Наверное, это было такое завуалированное признание в любви. Во всяком случае, Аглае очень хотелось так думать. Его губы уже коснулись ее шеи, и дыхание занялось от предвосхищения чего-то большего, но чудо вдребезги разбил громкий Люсин голос:
– Ничего себе заявочки! Мы их там ждем, как дураки, а они тут под кустом целуются.
Повинуясь в кровь въевшемуся рефлексу, Аглая попробовала было отстраниться, но Михаил не позволил, прижал к себе так сильно, что стало даже больно.
– Мы уже собирались возвращаться, – он говорил спокойно, и спокойствие это передалось Аглае.
– И это все, до чего вы договорились? – Люся стояла, подбоченившись, но, удивительное дело, раздраженной или злой не выглядела. Может быть, из-за Сандро, который деликатно топтался в сторонке и бросал на Люсю страстные взгляды?
– Мы нашли третий ключ. – Михаил разжал ладонь, и разноцветные солнечные зайчики брызнули в разные стороны. – Но есть проблема, Аглая понятия не имеет, где может быть инструкция.
– Так уж и не имеет понятия? – Люся недоверчиво покачала головой. – Вы же оба, – она бросила раздраженный взгляд в сторону Сандро, – утверждаете, что граф Полонский приезжал к вам перед своей смертью, интересовался ключами, рассказывал про клад и все такое. Так что же это получается: к вам, чужим людям, приезжал, а Глашку, кровиночку свою единственную, в известность поставить забыл? Что-то мне в это не очень верится. Уж больно странно.
– Странно, – Аглая согласно кивнула, посмотрела на Михаила: – Отвезешь меня в Антоновку? Хочу поговорить с бабушкой...
– ...Выходит, от судьбы не убежишь. – Баба Маня с неприязнью посмотрела на ключ. – Значит, нашли?
– Нашли, – Аглая кивнула.
– Вдвоем нашли? – Пытливый баб-Манин взгляд остановился на Михаиле.
– Вдвоем, – подтвердил он и отхлебнул чай из фарфоровой, только для важных гостей предназначенной чашки.
– Коржики ешь, только сегодня напекла, – голос бабушки смягчился. – А зачем ко мне-то пожаловали?
– За письмом, – Аглая придвинула к робеющему Михаилу вазочку со смородиновым вареньем. Тот в ответ благодарно улыбнулся. – Баба Маня, ты же не все мне тогда рассказала, да?
– Не все. – Бабушка, которая до этого момента суетилась, подавая нежданным гостям чай, устало опустилась на стул. – Думала, хватит с тебя и того, что есть, думала, что обойдет тебя все это стороной. Глашка, я ж тебя знаю, ты бы бросилась этот проклятый клад искать. А какое от него счастье? Никакого! Слезы одни. Вот я и решила от ключа избавиться.
– Это ты его в пруд выбросила? – спросила Аглая.
– Я. А что ж мне еще было с ним делать? Не в огороде ж у себя закапывать! Думала, в пруду уж точно такую маленькую вещицу никто не найдет. Ума не приложу, как вы до него добрались.
– А письмо?
– У меня. – Баба Маня встала, неспешно, точно нехотя, подошла к серванту, перевернула вверх дном фарфоровую вазу, вытряхивая на ладонь свернутый в трубочку листок бумаги. – Вот, – она протянула листок Аглае, долгим взглядом посмотрела на Михаила, сказала строго: – Коль уж так, смотри – ты теперь за нее в ответе.
– Я знаю, – он кивнул, обнял Аглаю за плечи, и баба Маня, каменная и несгибаемая, вдруг всхлипнула, промокнула глаза уголком платка, сказала уже не строго, а жалобно: – И нечего ерундой всякой заниматься, Петька вон уже допрыгался...
Час «Х» наступил неожиданно быстро, так быстро, что они с Аглаей и оглянуться не успели. Раз – и нет отведенных им пяти дней беззаботного, почти ничем не омраченного счастья. Счастье было бы тотальным, если бы не Петр. Операция хоть и прошла успешно, но утешительные прогнозы врачи делать опасались, ждали, когда парень придет в себя. Если придет, после такой-то травмы... Михаил понимал это как никто другой, каждый день наведывался в больницу, пользуясь знакомством с главврачом и врачебной коллегиальностью, по нескольку часов просиживал в палате интенсивной терапии перед бесчувственным Петром в тщетной надежде, что случится чудо и тот прямо сейчас придет в себя. Увы, чудо все никак не случалось, Петр продолжал болтаться между небом и землей, а неведомый убийца оставался безнаказанным.
Счастье омрачал страх за Аглаю и Люсю. И пускай пылкий Сандро не отходил от Люси ни на шаг, а Аглая во время отлучек Михаила оставалась в поместье под присмотром Василия Степановича, Михаил не позволял себе расслабиться ни на секунду. Будь его воля, он бы к чертовой матери отменил час «Х» и увез Аглаю в Москву, подальше от этого поместья с его мрачными тайнами и оживающими статуями.
Спящая дама волновала Михаила едва ли не сильнее, чем неведомый убийца. Даже если бы он решил не придавать значения удивительному рассказу Аглаи, то сбросить со счетов тот факт, что статуя меняется, он никак не мог. Была в этом деле какая-то бесовщина, что-то заставляющее даже его, привыкшего во всем искать рациональное зерно, нервно ежиться под пристальным взглядом Дамы. Как же сказала про нее Аглая? Не живая, но и не совсем мертвая? Очень точное определение.
От тяжких дум Михаила отвлекали лишь ежевечерние посиделки в компании новообретенных компаньонов-кладоискателей и жаркие, с ума сводящие ночи с Аглаей. Только ночами он забывал обо всем на свете, с головой нырял в омут страстей и потаенных желаний, омут такой глубокий, что выбраться из него им с Аглаей удавалось едва ли не на рассвете. Хорошо, что на рассвете, потому что необычная Аглаина болезнь никуда не делась, а ночные бодрствования позволяли контролировать ситуацию с максимальной эффективностью.
Похоже, Сандро с Люсей тоже использовали ночи с максимальной эффективностью, потому что спали до обеда, а потом под насмешливо-многозначительными взглядами Степаныча немилосердно зевали до самого вечера. Сказать по правде, в их маленькой компании невозмутимость и незамутненность удавалось сохранять только Степанычу. Именно он сдерживал всеобщее нетерпение и желание привести механизмы в действие, не дожидаясь указанного в инструкциях времени.
– А вдруг в постаментах спрятан какой-нибудь часовой механизм? – спрашивал он у рвущейся в бой
