дома при всяком удобном и неудобном случае, не просиживал бы днями и ночами на работе, не писал бы никому не нужную на тот момент, но очень пригодившуюся впоследствии диссертацию. И на авантюрное предложение институтского товарища Борьки Сизова рискнуть и начать частную психотерапевтическую практику тоже, скорее всего, не повелся бы. Так и работал бы штатным психиатром в штатном психоневрологическом диспансере. Но дома его не ждало ничего, кроме Люсиных упреков в никчемности и полнейшей жизненной неприспособленности, а замкнутый бег по кругу «дом-работа-дом» в какой-то момент опостылел до чертиков, и Михаил рискнул.
Как оказалось, рискнул не зря. Как оказалось, у него, говоря словами бывшей супруги, заурядного мозгоправа, талант. Оказалось, управляться с чужими мозгами, реальными и вымышленными фобиями, происками сознания и особенно подсознания он может с виртуозной филигранностью. Не прошло и десяти лет, как из маленького кабинетика на окраине они с Борькой перебрались сначала в кабинет побольше и в куда лучшем районе. Далее последовал приличный офис уже в центре с вышколенным персоналом, секретарем, многоканальным телефоном, абстрактными картинами на стенах, выкрашенных в успокаивающий нежно-зеленый цвет, и живыми цветами в дорогих вазах. И так же без труда, почти играючи, в свои тридцать с небольшим Михаил Свириденко превратился в самого молодого профессора, обремененного не то обязанностью, не то правом консультировать сильных мира сего и читать лекции в крупнейших медицинских вузах страны, ближнего и дальнего зарубежья. Сказать по правде, второе Михаилу нравилось значительно больше первого, но, как человек рациональный и здравомыслящий, он понимал, что без первого второго быть не может. Для того чтобы заниматься любимым делом, в его конкретном случае нужны финансовые вливания, и немаленькие. Возможно, со временем идея с реабилитационным центром и начнет приносить дивиденды, но пока нужно проявить терпение и, как любил повторять деловой партнер Борька Сизый, сортировать пациентов не на интересных – неинтересных, а на полезных – бесполезных.
Развод вписался в канву его неспокойной, полной разъездов и новых людей жизни вполне органично. Михаил был в Торонто на научной конференции, когда позвонила Люся и, не здороваясь, заявила:
– Свирид, задолбалась я!
Он хотел было вежливо поинтересоваться, что именно ее задолбало, но Люся его опередила.
– Я тебя бросаю! – В голосе ее слышались непривычные, неидентифицируемые нотки. – Бросаю, понимаешь?!
Он не понимал. То есть по Люсиному тону смутно догадывался, что скоро в его жизни случатся серьезные перемены, но до конца поверить в реальность происходящего смог только в тот момент, когда уже в Москве на пороге его рабочего кабинета объявился вертлявый тип в дорогом костюме. Тип представился адвокатом госпожи Свириденко и предложил обсудить условия, на которых его клиентка готова избавить господина Свириденко от семейных уз. Условия, на взгляд меркантильного, привыкшего все просчитывать наперед Борьки, были драконовскими, но Михаил не стал спорить. Он с легким сердцем подписал все необходимые документы, отменил назначенные встречи и улетел на Байкал в первый за десять лет отпуск.
Именно там, на Байкале, ему и пришла в голову идея с реабилитационным центром. Жизненный и в большей мере профессиональный опыт подсказывал, что в наше неспокойное время людям нужно врачевать не только тело, но и душу. Или не врачевать, а проводить профилактику. Профилактика души – очень верное определение. Даже автомобилям, по сути своей бездушным железкам, каждый год необходима профилактика, а человек – это не железка, человек – гораздо более сложный и хрупкий механизм. Ему иногда бывает недостаточно простой замены детали...
Борька идею Михаила обозвал утопическим идиотизмом, но по старой дружбе помог с выбиванием кредитов и подписанием необходимых документов. За эту помощь Михаил пообещал как минимум два года «не уходить в себя» и не отказываться от выгодных клиентов-пациентов. Собственно говоря, именно по причине своей тотальной занятости он и доверил Люсе работу над центром.
Вопреки ожиданиям, после развода отношения их стали на порядок теплее, из супружеских перешли почти в родственные. Иногда Михаилу казалось, что Люся его отчего-то жалеет и даже в некоторых моментах пытается опекать. Наверное, она бы сильно удивилась, если бы узнала, что Михаилу не нужны ни жалость, ни опека, что непрактичный с виду ученый муж на поверку может оказаться весьма деятельным и энергичным, способным контролировать и прогнозировать почти любую ситуацию. И вот сейчас и наступило время прогнозов. Да еще каких...
– Люся, это не обычный санаторий, – Михаил потер виски, пытаясь унять боль, – это реабилитационный центр для людей с расшатанными нервами.
– Для психов! – Люся плюхнулась в кресло, принялась рыться в сумочке.
– Ну, я бы не стал утверждать так категорично. – Он следил за ее действиями сквозь полуприкрытые веки. – В сложившейся ситуации будет лучше отложить открытие центра до окончательного завершения расследования. Ну подумай сама, какой урон нашей репутации могут нанести все эти слухи и домыслы?
Люся достала из сумочки пузырек с аспирином, поставила на стол перед Михаилом, буркнула:
– Выпей!
Он с благодарностью кивнул, не запивая, проглотил сразу две таблетки.
– О слухах и домыслах нужно было раньше думать, милый мой! – Проявив акт человеколюбия, Люся тут же смутилась и разозлилась. – Раньше, когда впрягался во все это! Ты же не хуже меня понимал, что это за место! Почему не выбрал что-нибудь другое, почему зубами вцепился в эту чертову усадьбу?
Вцепился? А ведь и вправду вцепился! Сразу, как только узнал, что графский дом можно купить. И не смехотворная цена его соблазнила, и даже не пасторальные пейзажи, которые, несомненно, пошли бы на пользу будущим обитателям центра. Его зацепило и потянуло обратно прошлое, заржавленным крюком впилось в сердце и не отпускало ни на секунду. Скорее всего, его необдуманный, совершенно эмпирический визит в Антоновку стал тем механизмом, который запустил маховики памяти. Михаилу вдруг захотелось сравнить впечатления почти пятнадцатилетней давности с впечатлениями нынешними, понять наконец, с кем тогда было неладно: с ним или с этим местом. По всему выходило, что с воспоминаниями и психикой у него все в порядке. Да и с местом, чего уж там, тоже все хорошо. За пятнадцать лет ни единого происшествия, все тихо-мирно, по-деревенски сонно. Выходит, ошибся...
– Люсь, ну как же так? – Михаил аккуратно поставил пузырек с аспирином на стол. – Ну вспомни, ведь тогда же пруд водолазы прочесали вдоль и поперек? Почему они Пугача сразу не нашли?
– Ты у меня спрашиваешь? – Люся раздраженно поморщилась. – Да откуда ж мне знать, почему не нашли?! Петруха что-то такое говорил... вроде тело почти сразу илом занесло. Его б и сейчас никто не нашел, если бы не твоя дурацкая идея почистить пруд.
– Выходит, не такая уж и дурацкая.
– Дурацкая! – Люся зло хлопнула ладошкой по столу. – Пусть бы этот урод там еще сто лет лежал! Так нет же, тебе захотелось экологию улучшить! Улучшил, мать твою! Аквалангисты стали статую со дна поднимать, вот, наверное, Пугача и зацепили.
– Какую статую? – К кислому вкусу аспирина добавилась осиновая горечь. – Люсь, какую статую?!
– А догадайся с трех раз! Все думали, куда это батяня мой, царствие ему небесное, Даму девал! Думали, как и грозился, на переплавку отвез. А батяня мудрить не стал, спихнул статую в пруд – и все дела.
– А сейчас она где?
– В мастерской у Степаныча. Я тебе, Свирид, больше скажу, – Люся перешла на едва различимый шепот, – аквалангисты не только Даму нашли, но еще и каких-то ангелов. Прикинь?! Степаныч теперь в мастерскую жить переселился, отдраивает эту компашку от налета, возвращает к жизни... – Она вдруг запнулась, голубые глаза ее сделались большими и по-детски круглыми. – Ой, что я такое несу, Свирид?! Это ж фигня все, правда?
– Фигня, Люся! – Михаил решительно встал из-за стола.
– Ты куда? – Люся схватила его за руку. Пальцы ее, несмотря на жару, были ледяными.
– Пойду Степаныча навещу...
