Курбан подошел к бревенчатой караулке уже в темноте. Огляделся по сторонам, увидел прикованного к бревну толстенной медвежьей цепью Кан Ся и улыбнулся: китаец не был серьезной помехой.
Собственно, место, в котором будут открыты Врата Преисподней, он вычислил сразу, еще в Мукдене. Изо всех изображенных на карте мест было только одно, где земли Орус-хана вплотную приближались к землям Цинов, – Амур. Именно здесь он проводил к Эрлику свою любимую бабушку Курб-Эджен, именно здесь он увидел первого посланника богов – Бухэ-Нойона – и именно здесь он узнал священную волю Эрлик-хана. Так что сходилось все!
А когда Курбан, поболтавшись в Айгуне и Благовещенске, услышал, что этот старый дурак Феофаныч с двуглавой птицей Гарудой на кокарде пригрел на груди, а затем еще и покрестил в русскую веру дитя Дракона, стала понятна и вторая часть пророчества. Неизвестным оставалось лишь время…
Шаман и понятия не имел, что прямо сейчас в Мукдене четырнадцатый час подряд русские генералы пункт за пунктом навязывают подавленным поражением китайцам бессрочную оккупацию всей Маньчжурии. У него были свои методы, и, кинув альчики, он достаточно точно узнал, когда наступит указанный спутниками Эрлика «час слияния Дракона с Птицей». И когда указанный час наступил, он пришел.
Увидев сероглазого скуластого толмача, Кан Ся так сильно взволновался, что даже забыл о цепи и привстал. И когда монгол прошел мимо него в караулку, а через несколько минут как ни в чем не бывало вышел обратно со спящим Ваном на руках, Кан Ся вскочил и кинулся наперехват.
Толстое железное кольцо впилось в ногу, и Кан Ся рухнул на землю.
– Караул! В ружье! – страшно заорал он. – Эй! Вы! Спите, что ли?!
Ответом была полная тишина. Кан Ся вскочил на бревно, ухватился руками за ставни и с усилием подтянулся к окну. Все трое оставшихся в здании казаков так и сидели за столом с картами. Вот только головы их были одинаково откинуты назад, а мундиры залиты кровью.
Кан Ся застонал, спрыгнул и ухватился за толстенное бревно. У него не было ни единого прямого доказательства, но Кан Ся хорошо помнил, что происходит, когда он, Семенов и этот то ли тунгус, то ли монгол собираются в одном месте.
Раскачивая бревно из стороны в сторону, Кан Ся выдернул его из-под крыльца лишь на пятый или шестой раз. Приподнял, прижал к груди и, шатаясь, побрел вслед – к Амуру.
– Семе-онов, – через шаг выдыхал он, – где ты-ы, Семе-онов?!
Поручик не знал, что скажет Зиновию Феофановичу и как выманит ключ, но был уверен: китайскому капитану здесь, на медвежьей цепи, делать нечего. Привычным быстрым шагом он вышел на обычный маршрут пограничного наряда, выскочил на пригорок, и вдруг ему показалось, что его позвали.
Семенов замер. Месяц пути через дикую Маньчжурию научил его доверять своим чувствам. И через пару секунд зов повторился. Поручик немного помедлил, а когда зов повторился в третий раз, побежал назад, в считаные минуты выскочил к караулке и увидел, что ни Кан Ся, ни даже бревна нет! Он огляделся и, подчиняясь скорее интуиции, чем логике, помчался к реке. Выскочил на берег и понял все и сразу.
В ярком свете луны было видно все: и низко посаженная полузатопленная китайская лодка без весел, и сидящий в ней с испуганным ребенком на руках Курбан, и оседлавший свое бревно, отчаянно гребущий к ним руками Кан Ся.
– Курбан, – заорал Семенов и бросился в черную октябрьскую воду, – не смей, Курбан!
– Семенов! Ко мне! Уйдет! – хрипло отозвался Кан Ся. – Я не успеваю…
– Не упускай его, Кан Ся! – заорал Семенов и почуял, что ледяная вода уже превращает руки и ноги в бесчувственные культи, а сердце дает сбой. – Я иду…
Послесловие
Едва Курбан вытащил из-за пазухи литой ключ в виде не узнавших друг друга Отца-неба и Матери-воды, он в доли секунды постиг судьбу каждого на этой земле. Он увидел осужденного за дезертирство, бредущего по этапу поручика Семенова – в кандалах и арестантской робе. Он увидел безымянную могилу расстрелянного по подозрению в шпионаже Кан Ся. Он увидел даже себя – в странной рубахе с завязанными вокруг тела рукавами, в комнате с мягкими стенами и глазком в двери. Но главное, он увидел, как – едва первая капля жертвенной крови упадет на ключ – откроются Врата Преисподней, и приход Царства Эрлика станет неизбежным.
Курбану виделось, что Эрлик явится в срединный мир в конце августа 1904 года, в самый разгар кровопролитных боев за приморский город со странным названием Порт-Артур. И придет он именно так, как напророчили четыре апокалипсических зверя, – двуединым: в телах наследника империи двуглавой птицы Гаруды болезненного царевича Алексея и родившегося одновременно с ним энергичного потомка дракона Мармара – Дэн Сяопина. Они и развяжут несколько войн подряд: и за передел великой тангутской реки Амур-Эхе, и за владычество над всей землей Уч-Курбустана – от Великого западного моря до Великого восточного.
Сначала они по воле Эрлика устроят громадные, огороженные колючими железными нитями человеческие стойбища для истребления друг друга. Затем спровоцируют первый пуск огненного оружия,
сметающего целые города. И, наконец, на пятьдесят седьмом году своей жизни начнут последний дележ предательски отобранной у истинных Владык Вселенной – тангутов – земли.
И тогда стоящий на спине гигантской рыбы срединный мир дрогнет и – во исполнение абсолютной исторической справедливости – наконец-то сольется с Преисподней.
Лодка содрогнулась, и Курбан, стряхивая остатки болезненного в своей пронзительной ясности прозрения, мотнул головой и открыл глаза. Справа по ткнувшемуся в лодку бревну, отчаянно удерживая равновесие, полз тощий, изможденный китаец, а слева белело в свете луны искаженное холодом лицо вцепившегося в борт русского.
Примечания
1
Жирник – светильник, в котором горит жир
