– Ско-олько?! – охнул Семенов и покраснел. – Извините, господин полковник. Не сдержался.
– Извиняю, – нервно дернул щекой Гернгросс. – Вопросов, я надеюсь, задавать не станете.
– Никак нет! – вытянулся в струнку поручик. Но внутри у него все кипело.
Отработавший в Азиатской части Главного штаба больше двух лет, он как никто другой знал, что это за симптом – отправка документов такими объемами.
«Господи! – подумал он. – Если опасаются даже за Харбин, что же будет с Порт-Артуром?!»
Ответа не было.
Донесения стекались к Цыси со всей страны, но больше всего – из Пекина и столичных предместий.
Первым вступил в дело преданный ей генерал Дун Фусян, сразу же поддержавший ихэтуаней и решительно атаковавший сводный отряд адмирала Сеймура на станции Ланфан. И длинноносые дрогнули. Сеймур откатился вдоль Великого канала назад, а затем, осаждаемый ихэтуанями, прочно застрял в Северном арсенале. Цыси долго ждала известий о полном разгроме Сеймура, однако подоспели русские, которые и помогли адмиралу пусть и с потерями, но отступить туда, откуда он и начал, – в район Тяньцзиня.
Тем временем силами все того же Дун Фусяна начался и штурм посольских баррикад, и, по докладам агентов, с самого первого дня накал сражений был таков, что дошло до штыковых атак. Впрочем, иноземцам это не помогло: китайцы знали, на чьей стороне правда, и вышибли русских и американцев из их миссий, а японских, французских, немецких и австрийских солдат заставили дрогнуть и отступить.
И только ихэтуани обманули ожидания императрицы. Нет, они отважно громили Сеймура и вышедших ему на помощь русских; они продолжали бок о бок с армией убивать христиан и сжигать их дома и храмы. Однако с первых же дней Голова Дракона высокомерно заявил, что делить судьбу с маньчжурской династией и оборонять Пекин Триада не намерена.
Это было тем более досадно, что Цыси знала: они могут исполнить свой патриотический долг; она видела силу их духа и даже сама по семьдесят раз в день читала магические заклинания ихэтуаней, а когда заканчивала, главный евнух склонялся и извещал, что этим только что уничтожен еще один заморский дьявол.
Но – Великое Небо! – насколько же эффективнее шла бы ее борьба, если бы так же поступал каждый житель Поднебесной!
Конный отряд казаков-пограничников окружил лодочника Бао прямо возле лодки. Он бросил так и замершую в лодке огромную китайскую семью, кинулся бежать, но его быстро настигли, хлестнули нагайкой промеж лопаток, и он взвыл и покатился по земле. Вскочил и признал, что уже поздно: справа, слева, сзади – повсюду всхрапывали казачьи лошади.
– Ты, наверное, плохо понял, что тебе сказали, Бао, – прогремело сверху, и лодочник поднял глаза.
Над ним возвышался сам начальник заставы.
– Понял, я все понял, Зиновий Феофанович, – стараясь не коверкать трудно произносимое русское имя, начал кланяться Бао.
– Тебе же сказали, – напомнил начальник заставы, – китаез своих не возить!
– Я не вожу, ваше превосходительство, – быстро залопотал Бао и с поклоном протянул две свернутые в несколько раз купюры, – я уже месяц ни один китаеза на левый берег не привез!
– Вообще не возить! – рявкнул начальник заставы так, словно и не видел протянутых лодочником купюр. – Они должны через наши посты сначала пройти! А уж потом – переправляться!
Бао старательно ощерился белозубой улыбкой, но казака это нимало не проняло.
– Еще раз застукаю, пеняй на себя, – строго произнес он и… взял-таки подношение: – Запомни: «холодной» не отделаешься, лично в Амуре утоплю.
Бао болезненно поморщился и попытался достать рукой обожженное нагайкой место меж лопаток, а начальник заставы повернулся к так и стоящей в лодке огромной китайской семье и указующе ткнул нагайкой.
– На берег. Пройдете через заставу – как положено. И не пытайтесь меня обойти, не выйдет!
А тем же вечером лодочника попыталась вразумить и его жена Цзинь.
– Слушай меня, Бао, сейчас война; нам с русскими ссориться никак нельзя.
– Я не ссорюсь, Цзинь, – возразил Бао, – но они сами сказали: к нам китайцев не вози. Я и не вожу. Я теперь только на правый берег – в Китай – людей вожу.
Цзинь сокрушенно покачала головой и поставила перед ним тарелку с рисовой лапшой.
Нет, Бао ее страхи понимал. Понимал он и русских, но разве можно столько драть за проход через таможню?! Понятно, что люди идут к Бао, и он не собирался упускать такой случай.
С того дня, как губернатор объявил мобилизацию, китайцев на родину возвращалось действительно много. Тысячами бежали они с русских золотых приисков и русских лесоповалов. Китайские купцы закрывали свои склады, лавочники – лавки, жестянщики да сапожники – мастерские. И каждый знал: повезешь нажитое через пограничников да таможню, обдерут как липку – сначала русские, а потом еще и свои. И вернешься ты в Китай голым – как не работал.
Но бывало и похуже. Буквально позавчера Цзинь принесла из Благовещенска тревожную весть: призванные из запаса русские мужики набрали в лавке Юй Сена дешевого контрабандного ханшина, хорошенько напились, а потом его же самого и побили.
Юй Сен побежал жаловаться городовому, но тот вдруг заявил, что их, китайцев, давно отсюда пора гнать поганой метлой, и вообще вел себя так, словно за все эти годы не получил от Юй Сена ни гроша.
Это и тревожило более всего. Бао тоже ведь постоянно «давал в рукав» – и начальнику заставы, и каждому начальнику разъезда, но это не гарантировало ничего. Брать – брали, а жить все одно не давали.
