Но, что хуже всего, аббатиса не собиралась молчать. В считанные дни об отлученном городе знала вся округа, а когда слухи дошли и до Сарагосы, крупнейшие клиенты часовщиков спешно сняли все свои заказы, не особенно разбираясь, кто из мастеров отлучен, а кто нет.
— Что будем делать? — задавали друг другу риторический вопрос мастера.
Основными заказчиками курантов были монастыри и храмы, впрочем, и магистраты не собирались конфликтовать с Церковью Христовой из-за нескольких десятков мастеров маленького провинциального городка.
— Отдайте Олафа Трибуналу, — мрачно предложил кто-то на очередном собрании Совета старейшин, — и все наладится.
И никто не отважился возразить.
Председатель судебного собрания ожидал чего угодно, но не этого.
— Мади, — первым начал самый старый часовщик, — откажись от Олафа.
— Как это? — не понял судья.
— Отдай его инквизиции. Пусть сам со святыми отцами разбирается. Иначе весь город останется без работы.
Мади аль-Мехмед непонимающе тряхнул головой.
— А как же Арагонские конституции?
Старейшина лишь махнул рукой:
— Какие там конституции? Меня падре Ансельмо даже на порог храма Божьего не пускает!
— У нас все деньги в заказы вложены… — поддерживая старика, зашумели остальные члены Совета.
— Олаф сам виноват…
Мади поджал губы.
— В чем он виноват? В том, что ему подсунули облегченную монету?
— Он падре Ансельмо оскорбил! — наперебой заголосили старейшины. — Пусть сам и отвечает! Нечего ему за наши спины прятаться!
Мади лишь сокрушенно качал головой. Он вовсе не считал, что сидящий без суда в келье осажденного монастыря Олаф Гугенот прячется за чьи-то спины. И он совершенно не собирался нарушать свою клятву Арагонским конституциям лишь из-за того, что Церковь Христова вдруг решила поставить себя выше закона.
А уже на следующий день город раскололся на две части. Те из мастеров, что по каким-то причинам не участвовали в осаде монастыря и не были отлучены, по-прежнему считали, что конституции священны. Но все, кто попал под отлучение, склонны были винить во всем Олафа.
— Недаром ему такое прозвище дали, — ворчали они. — Гугенот он и есть Гугенот.
— Безбожник…
— Колдун.
Мади чувствовал себя так, словно его окружает пропасть.
Когда Томазо прибыл к Генералу, старик знал уже все.
— Не беспокойся, Томас, — положил он руку ему на плечо, — мы найдем этого мальчишку.
— Но я обещал Гаспару… — начал Томазо.
— Нет, — обрезал Генерал, — ты мне нужен для другого дела.
Исповедник мрачно кивнул и вернулся в строй застывших перед Генералом братьев.
— Ну что же, дети мои, — удовлетворенно оглядел братьев Генерал, — мы добились главного: Хуанна Безумная в монастыре, Бурбон женат на Изабелле, Австриец же остался с носом.
— Он этого так не оставит, — возразил все еще раздосадованный Томазо.
— Верно, — согласился Генерал. — Но вы и сами понимаете, что Австриец уже лишился половины сторонников.
Братья заулыбались. Едва стало известно, что королева-мать уходит в монастырь, а юный король женился на Изабелле Кастильской, чуть ли не половина грандов сочла себя удовлетворенной.
— Теперь наша главная задача — Святая Инквизиция, — выразительно посмотрел на братьев Генерал. — Трибуналы должны получить всю возможную поддержку.
Братья посерьезнели. Введение Инквизиции везде — от Неаполя до Барселоны — оборачивалось кровавой баней. Ни магистраты городов, ни тем более кортесы признавать верховенство монахов над своими законами не собирались.
— И, конечно же, нам нужны люди, — заложив руки за спину, задумчиво прошелся перед строем Генерал. — Писари, нотариусы, приемщики конфискованного имущества и, само собой, альгуасилы. Много альгуасилов.
Томазо вспомнил, каких трудов ему стоило найти кандидата в Комиссары Трибунала, и вздохнул. А Генерал встал напротив него и развел руками в стороны.
— До тех пор, пока в Трибуналах будут заседать итальянцы и французы, а местные жители будут сторониться Святой Инквизиции как огня, нам ни в Арагоне, ни в Кастилии не закрепиться.
— Лига? — на всякий случай спросил Томазо.
— Да, Томас, — кивнул Генерал. — Именно так. Предложения или пожелания будут?
Монахи молчали. И только Томазо почему-то все время возвращался мыслями к Изабелле. Он искренне восхищался этой женщиной; она была намного сильнее королевы-матери, но потому и опаснее. А сейчас, когда она стала законной супругой короля…
— Генерал, — поднял руку Томазо.
— Да, Томас?
— Я думаю, не надо давать Изабелле слишком входить в дела Бурбонов…
Генерал прищурился. Старик сразу понял, о чем речь.
— Архивы?
— Да, — кивнул Томазо. — Нам следует кое-что вычистить из королевских архивов, но не только…
— А что еще?
Томазо посмотрел Генералу прямо в глаза. Обычно старик таких вещей не забывал.
— Нам следует забрать из тюрьмы бывшего королевского секретаря Антонио Переса. Слишком уж много он знает.
Генерал одобрительно покачал головой:
— Хорошо, я похлопочу, чтобы его перевели в Сан-Дени.
Отбежав от епископского дворца пару кварталов, Бруно сообразил, что ему некуда идти. В родном городе его ждала Инквизиция, а здесь, в столице, он не знал никого и ничего. А когда прошло еще около четверти часа, он почуял, что и в Сарагосе оставаться опасно. На улицах появились гвардейцы, и они останавливали парней, хоть чем-то походивших на Бруно.
Подмастерье нырнул внутрь квартала, огляделся и увидел, что находится на заднем дворе церкви, рядом со стоящими кружком и жарко что-то обсуждающими монахами.
— Отказались часовщики их чинить! Все до единого.
Бруно застыл на месте. Здешние часовщики вполне могли и накормить, и спрятать, и даже помочь ему выбраться за пределы города, но где искать их квартал, Бруно не знал.
— Извините, вы не подскажете?..
Монахи как не слышали.
— Гугеноты, они и есть гугеноты…
Бруно вздрогнул. Его отца тоже называли Гугенотом, но это было обычное прозвище, а здесь речь, похоже, шла о настоящих…
— И что нам делать с часами?
Бруно проследил направление взгляда монаха и сразу все понял. Огромные башенные куранты стояли. А ему очень было необходимо убежище…
