дней у нас…
Бенецианов глотнул воздух.
— Корреспонде-е-ент?..
По уходе Грекова он долго сидел в кресле, не двигаясь и не поднимая головы. Так вот кто был свидетелем той дурацкой истории с книгой. Вот он каков, доцент Воронов — ведь все это, наверняка, было нарочно подстроено…
Бенецианов нажал кнопку звонка. Тотчас в двери показалось испуганное лицо лаборантки.
— Я слушаю, Модест Петрович.
— Попросите ко мне Строганову.
Софья Львовна не заставила себя ждать. Едва Модест Петрович успел овладеть собой, как в двери выросла ее плотная фигура и послышался низкий воркующий голос:
— Здравствуйте, Модест Петрович.
Бенецианов поднялся навстречу своему доценту, чмокнул ее руку, затем взял за локоть и провел к столу.
— Софья Львовна, голубушка, рад вас видеть в добром здравии. Садитесь, пожалуйста.
Строганова небрежно опустилась в кресло, положив ногу на ногу.
Бенецианов сел в кресло напротив и некоторое время молча рассматривал лицо молодой женщины, на котором странным образом уживались нежные ямочки на щеках с толстым мясистым носом над плотно сжатыми губами.
— Я слушаю вас, Модест Петрович, — сказала Строганова.
Тот глубоко вздохнул:
— Боюсь, как бы вам, Софья Львовна, не пришлось работать с другим деканом.
— Что за глупости!
— Нет, кое-кто явно хочет избавиться от меня, чтобы самому хозяйничать на факультете.
— Уж не Воронов ли?
— Он, конечно!
— Так неужели вы допустите?
— Все может случиться…
Она молчала, рассматривая блестящий кончик туфельки, как бы взвешивая сказанное профессором.
Бенецианов почувствовал, что необходимо подтолкнуть собеседницу:
— Вы думаете, и без меня ваш супруг останется в должности ассистента?
Софья Львовна подняла голову:
— Что вы хотите этим сказать?
Бенецианов пристально взглянул ей в глаза:
— Надеюсь, вы не забыли, как ваш покорный слуга устроил его без ведома Ученого совета.
Строганова вся как-то сжалась.
— Неужели вы готовы капитулировать? Можете быть уверены, что ваши друзья…
Бенецианов прервал ее:
— Софья Львовна, душечка, я всегда знал, что мы останемся друзьями.
Она молча кивнула.
— Мне хотелось поговорить с вами… Дело в том, что Воронов… Мне кажется, он уже прибегает к недозволенным приемам. Привел на факультет корреспондента и что-то затевает.
— Да уж, лишил он вас спокойной жизни!
— Не надо быть злой, дорогуша, это не идет красивым женщинам… Так вот, спокойно смотреть на эти происки ни мне, ни вам нельзя. И я полагаюсь на ваш практический ум. Вы же больше общаетесь с сотрудниками. Найдите способ раскрыть им глаза на Воронова.
Воронов отбросил карандаш и, энергично потянувшись, зашагал меж лабораторных столов. Время было позднее, все его помощники давно разошлись. Из коридора не доносилось ни звука. В такие часы особенно хорошо работалось.
Он снова подошел к столу и взял пленки отснятых спектров поглощения европия.
— В чем же здесь дело?..
Спектры были получены в связи с изучением кристаллической структуры флюорита. Минерал этот, представляющий природное соединение кальция и фтора, давно уже привлекал внимание Воронова. Дело в том, что кальций в нем нередко замещался европием — одним из представителей когда-то таинственных и неуловимых «редких земель». А европий был парамагнитным элементом и, следовательно, давал возможность применить к изучению структуры флюорита метод парамагнитного резонанса.
Этим и занимался Воронов в последнее время. Получено уже несколько десятков спектров европия, расшифровка их позволила уточнить структуру кристаллической решетки флюорита. И можно бы на этом поставить точку. Но до сих пор оставалось необъяснимым одно: снимки спектров поглощения европия почему-то странно раздваивались. На пленках ясно проступало два самостоятельных спектра с очень близкой сверхтонкой структурой, но все-таки нe одинаковых.
Часы в коридоре пробили двенадцать.
— Почему все-таки они удваиваются? — Он снова посмотрел на снимки.
— А что, если…
Воронов быстро перелистал страницы справочника:
— Так… Европий имеет два изотопа: европий-151 и европий-153. Процентное соотношение почти поровну… Спин ядра обоих — пять вторых. А вот магнитный момент… — Он, схватив логарифмическую линейку, снова заглянул в справочник.
— Так… Что же у нас получается?.. Для европия-151 — три целых и четыре десятых. А для европия- 153… Ого! — Воронов так и впился глазами в цифры. — Одна целая и пять десятых. Меньше чем в два раза! Но это значит… Это значит, что заметное содержание европия в флюорите при комнатных температурах должно обусловить разрешение сверхтонкой структуры спектра парамагнитного резонанса от… каждого его изотопа. Стоп! Спокойно. Проверим еще раз…
Воронов сбросил пиджак и закатал рукава рубашки.
Часы в коридоре пробили час.
— Итак, семь групп линий… Каждая из них — наложение двух эквидистантных секстетов сверхтонкой структуры… Ширина индивидуальной компоненты… — Он снова берет линейку. — Так… А интенсивность линий? Прекрасно! Вполне согласуется с естественным содержанием изотопов. Но ведь это…
Воронов порывисто поднялся. Это то, о чем он не смел и мечтать. Определение изотопического состава элементов было одной из сложнейших проблем. Но теперь, стало быть, это можно решать простым снятием спектра парамагнитного резонанса.
Он усмехнулся:
— Теперь Модест Петрович может спать спокойно. Масс-спектрографа нам не понадобится. Но все- таки — неужели это так? Нет ли здесь какой-нибудь ошибки?
Он снова сел за стол.
Часы пробили два.
Снова — линейка, справочник, снимки спектров.
— Нет, пожалуй, изотопы! Вот они! Прямо тут, на спектрах. — Воронов откинулся на спинку стула и крепко зажмурил усталые глаза. И тогда совершенно отчетливо, будто в свете сотен прожекторов, на сознание надвинулось то, что сопровождало его теперь везде и всегда: большие, словно удивленные, глаза девушки из одиннадцатой группы.
А неделю спустя, когда Воронов, окончательно убедившись в возможности определения изотопического состава элементов в минералах методом парамагнитного резонанса, набрасывал основные положения будущей статьи, в кабинет к нему зашел Стенин:
— Давно я хочу спросить, Юрий Дмитриевич, что за стычка была у вас с Чепковым? Какое-то решение партбюро отказались выполнять или что-то в этом роде?
