— В атаку!
Неохотно шли солдаты в атаку, в головах у них шумело. Но приказ нужно выполнять. А то, что неприятно, лучше сделать скорей. И вот уже открыто, во весь рост, шли они, а потом бежали на последнюю линию обороны Матиуша.
И тут грохнули пушки, застрочили пулеметы, посыпались пули и — что самое удивительное — стрелы.
И тут в лагере Матиуша раздался дикий крик. Грохнули барабаны, пищалки, литавры.
И тут черные воины выскочили из окопов. Какие-то эти негры маленькие, но, может быть, так кажется издалека? Немного их, но все же достаточно — и в глазах двоится, и в ушах шумит.
И тут вдруг львы и тигры, оглушенные стрелами и обожженные горячим железом, страшными прыжками бросились прямо на атакующего неприятеля. Сто убитых не произвели бы такого впечатления, как один растерзанный львом. Ведь такое зрелище видели солдаты впервые. Как будто клыки дикого зверя хуже, чем пуля.
Что тут творилось, трудно описать. Одни солдаты кинулись, как безумные, прямо на колючую проволоку, бросая ружья на землю. Другие бросились бежать, а в них начали стрелять свои же пулеметы, так что им казалось, что их окружили и бьют с двух сторон. Они падали на землю или поднимали руки.
Неприятельская кавалерия, которая должна была поддерживать наступление, теперь со всей силой обрушилась на своих пулеметчиков, топтала их и рубила.
Дым, пыль, смятение, никто уже ничего не видит и ничего не понимает. Так продолжалось час и два.
Когда потом историки описывали эту битву, каждый писал разное, но все они сходились на одном: подобного сражения еще не было.
— Ах, если бы еще хоть на два часа хватило пуль и пороха, — говорил военный министр.
Но ни пуль, ни пороха не было.
— Кавалерия, вперед! — крикнул Матиуш, вскочив на красивого белого коня.
Да, это был единственный выход: воспользоваться паникой и гнать, гнать неприятеля, захватить все его запасы, отбросить его от города так далеко, чтобы он не мог ни узнать, ни догадаться, что это не войско Бум-Друма, а горсточка негритянских детей и несколько десятков диких зверей из зоологического сада принесли Матиушу победу.
И вдруг, в тот самый момент, когда Матиуш поспешно вскочил на лошадь, он взглянул на город и онемел.
Нет, этого не может быть. Это какая-то страшная ошибка! Это ему только кажется. Увы, это было так.
На всех башнях города развевались белые флаги: столица сдавалась!
Уже мчались в сторону города гонцы с приказом:
— Сорвать эти белые тряпки! Трусов и изменников расстрелять.
Увы, было слишком поздно. Неприятель заметил эти лоскуты позора и неволи.
Если на войне тебе достаточно выпить одну рюмку, чтобы быть пьяным, то достаточно первого свиста пули, чтобы тут же отрезветь.
Страх, надежда, отчаяние, жажда мести ~- все это быстро следует одно за другим.
Солдаты протерли глаза. Что это? Сон или явь? Пушки Матиуша умолкли, львы и тигры лежат, настигнутые пулями. А белые флаги возвещают о том, что город сдается. Что все это значит?
И тут молодой король понял.
— Вперед!
За ним повторили это офицеры, а за ними — солдаты.
Матиуш все видел, но был бессилен.
Возвращаются — выстраиваются в шеренги — подбирают брошенные винтовки. Белые флаги исчезают, но слишком поздно.
Идут — уже перерезают ножницами колючую проволоку.
— Ваше королевское величество… — говорит дрожащим голосом какой-то старый генерал.
Матиуш знает, что он хочет сказать. Соскочив с коня, бледный как полотно, Матиуш медленно и громко говорит:
— Кто хочет погибнуть, пусть идет за мной. Охотников нашлось немного. Фелек, Антек, Клю-Клю и несколько десятков солдат.
— Куда пойдем? — спросили они.
— Туда, где стояли клетки со львами, там будет наша крепость. Там мы будем обороняться, как львы, по-королевски.
— Но мы все не поместимся.
— Тем лучше, — прошептал Матиуш. Поблизости стояло пять автомобилей. Сели, взяв с собой все, что можно, из вооружения и снарядов.
Когда отъехали, Матиуш оглянулся назад: над лагерем развевался белый флаг.
Матиуш задумался — как странно подшутила над ним судьба: он приказал, чтобы город сбросил с себя это пятно позора, а сейчас уже не город, не старики, женщины и дети, испуганные несколькими десятками бомб, а его армия, его войско, беспомощное и бессильное, сдается на милость врага.
— Хорошо, что меня нет между ними, — сказал Матиуш. — Не плачь, Клю-Клю, нас ждет прекрасная смерть. И уж никто не скажет, что короли ведут войны, а гибнут на них только солдаты.
Достойно умереть — это было его единственное желание. И вдруг появилось любопытство:
— Какие похороны устроят мне мои враги?
52
Но и этому желанию Матиуша не суждено было исполниться. Вместо мгновения муки жестокая судьба готовила ему целые часы унижения и боли, а потом годы горького раскаяния. Армия сдалась. Из всего государства Матиуша осталось только одно свободное место: квадрат, где стояла клетка со львами.
Противник пробовал взять эту крепость силой, но тщетно. Пробовал посылать парламентера. Но достаточно было того, что он шел к Матиушу, как это обычно бывает, под защитой белого флага, чтобы именно поэтому получить две смертельные раны: пуля размозжила ему голову, а стрела Клю-Клю пронзила сердце.
— Он убил парламентера.
— Нарушил международное право.
— Совершил преступление.
— Это неслыханная вещь.
— Столица должна быть строго наказана за преступление своего короля.
Но столица еще перед этим сказала:
— Матиуш не наш король.
Когда неприятельские самолеты бомбили город, его богатые и именитые граждане собрались на совет.
— Довольно нами управлял этот упрямый ребенок, довольно тирании этого безумного мальчика. Будет плохо, если он опять победит, лучше пусть его разобьют. Разве можно предвидеть, что придет ему в голову, ему и его Фелеку?
Были и такие, которые защищали Матиуша:
— Как-никак, он сделал и много хорошего. Он ошибался, потому что не имеет опыта, но голова у него светлая, а жизнь дала ему хороший урок.
И кто знает, может быть, сторонники Матиуша победили бы, но в эту минуту упала бомба, и так близко, что в зале заседаний вылетели все стекла.
— Вывесить белые флаги! — крикнул кто-то перепуганный.
Ни у кого не было смелости противостоять этой подлой измене. А что было потом, уже известно.
